Игры судьбы

Почему-то пробегает мысль о том, что лектор отодвинется или сделает попытку убрать меня со своих ног, но нет. Он безучастно продолжает сидеть на месте, не меняя при этом положения рук.

— Да, я та ещё удивляша. — тщательно ощупываю второй карман, не решаясь поднять пытливый взгляд на лицо мужчины.

И опять ничего. Щёки заливаются лёгким румянцем, а кончики пальцев начинают подрагивать.

Сегодня не самый удачный день, конечно.

Хмурю брови и закусываю нижнюю губу. Остаётся проверить рубашку и штаны. Ничего сложного, я справлюсь. Кладу ладонь на широкую грудь Довлатова, от чего приятная ткань проскальзывает между пальцев, и веду руку в область кармана, чувствуя умеренный ритм сердца мужчины. И неожиданно для себя шумно выдыхаю.

Никогда раньше мне так не хотелось прикасаться к другому человеку, как сейчас. И, кажется, дело тут не только в банальной физиологии.

— Нравится? — хрипло шепчет преподаватель, и я невольно поднимаю глаза. Несмотря на ровное биение сердца, его дыхание участяется, а зрачки значительно расширяются, заполняя собой серебристую радужку.

— Нет. — звучит так неуверенно, что становится тошно, и от этого я вновь начинаю хмуриться.

Довлатов не меняет привычной позы, не принимает никаких действий, не касается меня. Просто продолжает сидеть и с интересом наблюдает за мной.

— Врёшь, Суворова. И делаешь это крайне не профессионально.

Пропускаю замечание мимо ушей и быстро проверяю карман рубашки. Как и предполагалось — ничего.

А теперь брюки. Сердце отбивает чечетку, дыхание становится рваным, а губы розовеют от волнения. Если бы месяц назад мне сказали о том, что я собственнолично буду трогать мужчину, тем более, своего преподавателя, сидя у него на коленях, я бы ни за что не поверила и просто рассмеялась от абсурда этой мысли.

— Какой же сложный вычислительный процесс идёт в твоей голове. — издаёт смешок Довлатов, и я кидаю на него красноречивый взгляд, не в силах что-либо ответить. Его лицо располагается в нескольких миллиметрах от моего, от чего при малейших движениях губы мужчины невесомо задевают мою щёку.

Торопливо ощупываю двумя руками бедра лектора в попытках услышать звук ключей, но всё тщетно.

— В ваших карманах ничего нет. — голос звучит хрипло и надрывно, и мне хочется провалиться сквозь землю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Дмитрий Константинович приподнимает уголок губ в насмешке и молча смотрит на мою шею.

— Ты, наверное, не заметила. Но на будущее, — он начинает шептать мне в губы, опаляя нежную поверхность горячим дыханием и заполняя здравые мысли пьяным туманом. — Двери на этом этаже закрываются изнутри на защелку. И ключи тут вовсе не нужны.

Глава 23

Наверное, каждый человек сталкивается с таким состоянием, когда внутри бушует ураган разрывающих и противоречивых эмоций, но правильно сформулировать мысли вслух он просто не может.

Именно это происходит со мной. Даже не знаю, что меня больше неконтролируемо раздражает: моя невнимательность и наивность в данной ситуации, либо довольная улыбка Довлатова, которая с каждой секундой перерастает в тихий хриплый смех.

— Да вы… Мне даже сказать нечего! — возмущённо восклицаю. Боже, это ж надо было меня так провести!

— Правильно, давай сохраним этот прекрасный момент молчания.

— Несомненно. Вы можете продолжать молчать, а я, пожалуй, пойду. — резко встаю с колен мужчины, но, не успев сделать и шага, тут же возвращаюсь на своё место: лектор властно усаживает меня обратно, захватив одной рукой мою поясницу, а другой — бедро. — Что вы делаете?

— А разве не понятно? Ты меня потрогала, следовательно, теперь моя очередь исследовать тебя. — невозмутимым тоном вещает Дмитрий Константинович и, словно в подтверждении своих слов, проводит ладонью вдоль моей спины.

Можно было бы сказать, что мне неприятно, но не могу, ибо попросту совру. И это ещё больше распаляет во мне огонь злобы, прежде всего, на реакцию своего тела, нежели на ухмыляющегося Довлатова.

— Исследовать? Я ведь не карта.

— Согласен, ты немного эволюционировала до человеческого рода.

— А вот вы, похоже, не до конца это сделали. — вновь пытаюсь встать, но преподаватель лишь сильнее прижимает меня к своему телу.

— Почему же? — весело шепчет он, внимательно изучая моё лицо, будто улавливает каждую эмоцию.

А вот мне ни капли не весело. Наверное, это видно по моим недовольно сведённым бровям и упрямо поджатым губам.

— Вы, когда разговариваете, плюётесь в лицо. Боюсь, подцеплю каких-нибудь бацилл.

— А ты не бойся. Максимум, чем я могу тебя заразить, так это дюжиной своей харизматичности и великолепного обаяния.

— И скромностью.

— Да, и ей тоже. — хмыкает Довлатов.

— Вы в курсе, что ведёте себя крайне непедагогично? — решаюсь повернуть голову в сторону лектора и посмотреть в его ледяные глаза, в которых так и плещется дьявольская лукавость.