Игры в вечность

– Я обещал, – хрипло сказал он. – Я сделаю для тебя все, что захочешь – пойду воевать с чудищами, разнесу в хлам все города в степи, прыгну с обрыва вниз головой, сделаю любую глупость какую пожелаешь. Я всегда буду любить тебя. Как человек. Как мужчина любит женщину. До самой смерти. Но не надо делать из меня бессмертного бога, не надо предлагать вечное счастье, я не смогу так…

– Ты отказываешь мне?! Он смотрел ей в глаза – чуть-чуть сожаления, чуть-чуть грусти…

– Прости. Со всего маху она ударила его по щеке.

– Да как смеешь ты! Ты – мне! Ты что, забыл кто я!

Огонь. Вспышка! И в краткий миг, из испуганной девушки она превратилась в грозную богиню, в сияющем ореоле света вознесшуюся высоко над землей. Ее волосы взметнулись золотой волной, ее глаза яростно метали молнии – истинная дочь самого неба! На неземном лице румянцем полыхала ярость. Она была прекрасна и страшна одновременно, как может быть прекрасен и страшен лишь жаркий дикий огонь.

Невысокий, жилистый человек стоял перед ней на земле, задрав голову. Он ни в кого не стал превращаться – уставший, раненный, со сломанной рукой, кровь и грязь смешались – не разобрать, волосы слиплись от пота… Великий аннумгунский царь? Нет, к чему это здесь. Просто человек, не желающий принимать божественную милость. Стоял и смотрел.

– Нет, Златокудрая, не забыл, – сказал тихо, – именно по этому и не могу. Я бы никогда не смог отказать тебе, как женщине, но как богине… Прости. Неужели ты сама не видишь, как далеко это может зайти. Уже зашло. Я не встану по ту сторону. Я человек. Я не могу.

– Я покараю тебя, человек! – грянул гневный голос богини. – Ты! – приказала она, – убей его!

– Прости, Златокудрая, но я не могу, – Тизкар не сразу понял, что это говорит он сам, – мой долг охранять моего царя, я не могу.

– Твой долг – делать что я прикажу! – глаза уже резало от нестерпимого света, уши закладывало от раскатов грома. – Я сравняю весь ваш Аннумгун с землей, если не подчинишься! Убей!

Тизкар опустил глаза, стиснул зубы, понимая, что нечего больше сказать. Он не сможет, чем бы она не грозила.

– Я могу сделать это, Златокудрая, – Этана сделал шаг вперед, на сером лице маской застыла решимость. – Но поклянись, что не тронешь Аннумгун. Тогда Лару закричала – пронзительно, отчаянно, страшно.

И вдруг стало тихо. Пусто. Темно. Только пять человек остались в лесу, совсем одни. И в воздухе пахло хвоей. Где-то далеко звенела мошкара, ветер гудел в верхушках деревьев, а над деревьями плыли облака, медленно, неспешно скользили под самым хрустальным сводом. Небо смотрело на них. Царь вздохнул, сделал шаг, морщась от боли… звонко хрустнула ветка.

– Царь?

– Да, Этана, ты все сказал правильно. Жизнь тысяч людей важнее жизни царя, – посмотрел пристально, снова вздохнул, покачал головой. – У тебя дома жена и мать, береги их. Все правильно, любой бы… Это я дурак.

– А я?

– И ты тоже, Тиз, – он криво усмехнулся. – Но каждый решает сам.

5

Этана который час сидел молча, угрюмо глядя в костер, изредка ворошил ветки, и тогда стайки искорок с треском подскакивали, кружились в дыму, уносились далеко к звездам. Этана провожал их взглядом.

Царь спал. Или, может быть, просто лежал неподвижно, закрыв глаза. Златокудрая так и не вылечила его, пришлось самим – пули из ноги вытащили, перевязали, Мелам напоил каким-то отваром, теперь пусть отдыхает. Назад все равно они раньше утра не пойдут, а больше делать нечего. Впрочем, дед опять куда-то пропал, у него-то дела нашлись.

Тизкар бродил вокруг костра, пытаясь найти себе хоть какое-то дело, но ничего придумать не мог. Спать не хотелось, ничего не хотелось, только мысли всякие дурные не давали покоя.

– Хорош бегать! – буркнул сквозь зубы Этана, – надоело уже. Тизкар замер, потоптался на месте и уселся рядом.

Долго сидели так, разговаривать было не о чем, да и не хотелось. Этана размеренно ковылял палкой костер, поднимая искры.

– Слышь, Тиз, – он вдруг повернулся, почти умоляюще заглядывая в глаза, – может я пойду, а? Вы потом догоните. Не могу больше тут.

– До Аннумгуна девять дней пути, – медленно и как-то тускло произнес Тизкар. – Днем раньше, днем позже… Мы все равно опоздали, что бы там не случилось. Ночью заблудишься. Утром пойдем все вместе. Плечи буйвола вздрогнули и опустились.

– Может не опоздаем?

– И что? Какая разница? Что ты будешь там делать? Может там сейчас уже ничего и…

Тизкар запнулся, прикусил болтливый не к месту язык. Зря он это вообще… Этана подобрался весь, осунулся, кажется даже постарел лет на десять. Сидел, все так же угрюмо глядел перед собой пустыми глазами. Далеко он сейчас, не здесь. Этана – единственный из них, у кого есть семья. Жена, и ребенок вот-вот, или уже… Да теперь может и не важно.

– Ну, хоть просто рядом побыть, – голос у него глухой, изменившийся, совсем чужой. – Я не могу тут больше.