Игры в вечность

Отказываться Дингир не стал. Несмотря ни на что, этот косматый медведь начинал ему нравится. То ли своей непосредственность и легкостью в обращении с богом, то ли суровым чувством собственного достоинства, которое требовало, даже от Дингира, обращения как равного с равным.

– Заходи, – сказал Медведь, – садись.

В доме было тесно, темно, прохладно, но на удивление чисто. Дингир осторожно пробрался к корявому столу, стараясь не натыкаться ни на что по дороге. Хозяин немного помялся у входа, словно раздумывая, потом явно не удержался, громко щелкнул пальцами. Р-раз! Длинная лучинка вспыхнула у стены.

– Красиво! – похвалил Дингир. Ну надо же, чему Фир их учит!

Впрочем, у йокхараджевых человечков он видел что-то подобное, те тоже способны на такие пиротехнические чудеса. Был однажды на священной церемонии – бритоголовые жрецы в белых одеждах долго молились, гремели какими-то волшебными колотушками, плясали вокруг алтаря, выли в священном экстазе.

– Молодцы! Хвалю! – сказал тогда Йокхарадж с небес, вот так же щелкнул пальцами. И, о чудо! На алтаре вспыхнул огонь.

Жрецы возликовали и воздели к небу холеные руки. Бог сотворил для них чудо… они сотворили чудо, с помощью бога.

Интересно, этот Медведь тоже имеет какой-то особый статус в деревне? У Фира вроде нет жрецов. И ведь разумно как, удобно, никаких завываний и плясок – щелкнул пальцами, и готово.

Медведь явно смутился, даже, кажется, покраснел сквозь густые заросли бороды.

– Ты эта… ты только Учителю не говори, – тихонько попросил он.

Смешно! Не говорить. Можно подумать, Фир не знает. Можно подумать, не он сейчас зажег этот огонь… Или не он? Дингир с интересом разглядывал человека… нет, вряд ли сами… как? Медведь, похоже, уже жалел о содеянном.

– Учитель ругается. Не разрешает, – пробубнил он, опуская глаза.

Дингир не выдержал, рассмеялся. Ну и народ тут, все бы поперек делать! Фир вырастил их под стать себе, истинно – его дети! Даже чудеса поперек божественной воли, исподтишка. Покрасоваться Медведю захотелось? Поразить гостя? Большой ребенок, право слово.

– Не скажу, – довольно ухмыляясь, пообещал Дингир.

Разве можно обижать этих людей? Не скажет, конечно не скажет, поиграет с ним в эту игру.

Хозяин коротко кивнул и шустро выставил на стол кучу еды. И Дингир бросил думать о чудесах.

Они еще долго сидели, ели и просто разговаривали о разном – охоте, деревенской жизни, разных незамысловатых премудростях и погоде. День прошел незаметно, и вечер накрыл землю черным крылом.

– Оставайся на ночь, Хранитель, уже поздно, – гостеприимно предложил хозяин, – а утром я сам провожу тебя.

Дингир кивнул.

– Орел! – усмехнулся он, удобно усаживаясь на циновке, – ну и детей ты тут наплодил!

– У меня никогда не было своих детей, – сухо возразил Фир.

Дингир пожал плечами.

– Они считают тебя своим отцом. Все в тебя! Тут не поспоришь.

– Я многому научил их, это их право.

Фир сидел напротив, не спеша прихлебывая густое кисловатое пиво собственного производства, и смотрел в окно. Он ничуть не изменился с тех пор, такой же помятый, перекошенный, и все такой же огонь горит в глазах. Сейчас Фир без труда мог бы исправить свой вид, но отчего-то не хотел. Говорил – это помогает помнить.

– Ну, как у вас тут дела? – поинтересовался Дингир, – а то я что-то давно не наведывался к людям.

– Да, нормально дела, – Фир едва заметно сморщился, словно не пиво, а слова отдавали кислятиной. – Все тут…

Он хотел было сказать что-то еще, но дернулся, запнулся, устало вздохнул.

– Опять они! Дети…

– Что? – не понял Дингир.

– Да как тебе сказать… Вон, посмотри.

Он махнул рукой за окно, и Дингир послушно обернулся. Мимо дома, по тропинке, скакала невысокая босоногая девчушка, лет десяти, а за ней, мерно покачиваясь, плыла по воздуху вязанка хвороста.

– Развлекаешься, Орел?

Дингир весело улыбнулся, проводил девчушку взглядом. Да, смешно, чего только не придумают! Эта и не скрывается, хотя Учитель наверняка и на нее ругается за подобные чудеса. Только зачем ругаться? Да и как они могут поперек его воли? Странно, пожалуй… Фир задумчиво скреб ногтем стол.

– Да какие тут развлечения, – угрюмо сказал он. – Иногда мне кажется, я зря взялся их учить…

Дингир нахмурился, еще плохо осознавая, в чем дело.

– Зря? У тебя же прекрасно выходит.

– Слишком прекрасно, – буркнул тот, – Дин, ты не понимаешь, это не я по их просьбе, это они сами… жрецы Йокхараджа обращаются к нему, и он творит для них чудеса. Они просят, он делает. А мои делают сами, ни кого не прося. Это не я. Это они, понимаешь. Я научил, и они делают. В этом-то все и дело.

– То есть как сами? – не поверил Дингир.

– А вот так. Для этого не обязательно нырять в Поток.

Синий глаз Фира полыхнул жарким огнем, и снова почудилось, как тогда – раздражение и презрение во взгляде. Нет, только почудилось, по искореженному лицу скользнуло лишь сожаление и тоска. Стало как-то не по себе.

– Ты хочешь сказать, Орел, что люди обладают силой?

– А ты, Дин, хочешь сказать, что ты не знал?

– Я… – Дингир задумался, а знал ли он? – да, наверное знал, просто никогда не принимал всерьез.