Игры в вечность

Люди Агги – едва ли не треть его войска, еще треть останется здесь, и вместе с Этаной кинется в бой, как только солдаты Урушпака полезут на стены. Этого буйвола никакими силами не удержишь в резерве. И последняя, пожалуй меньшая треть, самые опытные, вместе с Меламом дожидаются в городе, еще неизвестно где понадобятся.

– Но, господин! – неуверенно возмутился Агга, – ведь бой будет здесь! Зачем нам уходить?

– Это приказ! Пошел! – багровея, заорал на него Тизкар.

Как он устал доказывать, кто бы знал. Вот Атну бы сюда, тому хватало единого взгляда, ему бы не посмели вот так «но, господин!», побежали бы сразу, не раздумывая.

Ничего, Агга тоже побежал. Вон он уже орет на своих людей, строит, уводит ко вторым вратам. Хорошо. Нужно победить.

Он все же упустил, когда вскипела первая волна, когда взревела, и вот уже волна катится вперед, грозя захлестнуть стены.

– Приготовиться! – медным гонгом ревет Этана в ответ волне, его глаза полыхают огнем, пальцы тискают рукоять меча, словно любовницу, изнемогая от страсти.

Они готовы! Все как один. В каждом суровом решительном взгляде, в каждых испуганно поджатых губах есть лишь один ответ – они готовы. До конца.

Повзрослевший Илькум, бледный как смерть, лицо окаменело, заострилось, и вот уже ползет к уху тетива, натягиваясь до предела, бьющимся нервом. Ему страшно, это его первый настоящий бой, там, в лесу с чудищем – не в счет, там была игра, а вот сейчас оно начнется по настоящему, сам за себя. И когда будет нужно – рука не дрогнет, уж в этом-то Тизкар не усомнился бы ни на миг. Когда будет нужно – он сможет! Звонко зазвенит тетива и стрела угрожающе свистнет, сорвется, полетит, рассекая воздух, найдет в безумном месиве чье-то незащищенное горло, в самую жилку, и расцветет алым цветком. Вот тогда будет страшно, но уже врагу.

Кинакулуш, младший, чудесный Илькумов брат, казавшийся старшим едва ли не вдвое… не воин – пастух из южных степей, что ему Аннумгун? Но все равно упрямо стоит, стиснув зубы, и щурясь на солнце, глядит на волну. Он тоже готов, и тоже до конца.

– Огонь!

И вот сорвалась тетива, зазвенела.

А волна неслась, перескакивая через трупы своих, словно это были лишь камни, галька под ногами… Людей не было, только грохочущая, беспощадная, неотвратимая волна. У стен она вспенилась кровавыми брызгами, перекинулась мостиками через широкий ров, взметнулась разбившись, откатилась прибоем назад, чтобы налететь снова. Снова и снова. Упрямо и жестоко… прежде всего к себе. Волна билась о стены, изматывая, не давая перевести дух.

За ней накатила вторая волна, еще выше, еще страшнее первой, ударила тараном в ворота, взлетела ввысь. Казалось, сейчас проломит, разнесет в щепки, смоет. Вот уже первые чужаки появились на стене, вот уже короткий широкий меч Этаны режет им глотки, пронзает сердце и печень… остервенело рубит все до чего может дотянуться – ноги, руки, вспарывает живот. Вот уже Тизкар бросил бесполезный автомат, расстреляв все патроны, и сам, что-то крича, режет. Хлещет кровь.

Многие без доспехов, у кого-то лишь кожаный панцирь с металлическими бляхами прикрывает грудь. Многие и не воины вовсе, вчера еще только они возделывали поля и пасли овец… Их легко резать, скучно. Но их слишком много, и волна сейчас захлестнет с головой. Тяжело. Может зря он отослал Аггу? Может Меламу пора прийти на помощь? Нет.

Нет, не зря и не пора. Эти вчерашние крестьяне не могут быть основными силами грозного Урушпака. Просто не могут быть никак. Главное впереди, нужно покрепче стиснуть зубы. Уже скоро! Они смогут! Еще чуть-чуть!

Волны бессильно бились о скалы, исходя пеной захлебывались в своей крови. Сейчас схлынут. Вот сейчас! Волна громыхая покатилась назад.

– Вперед! – кричит кто-то. – За ними! Добьем их!

Уже готовы распахнуться ворота, выпуская на волю свою волну.

– Стоять! – орет Тизкар, стараясь перекрыть грохот боя. – Не сметь! Оставаться на месте!

– Стоять!!! – подхватывает медный гонг Этаны, заставляя вздрогнуть и замереть.

Их слушают, замирают. Этана жалобно смотрит на него, дикий буйвол хочет вырваться, полететь вослед волне и разбить, растоптать, превращая волну в грязь. По глазам видно, что хочет. Очень! Аж челюсти сводит, как хочет! Но не побежит. Он еще не понимает зачем, но верит Тизкару, слепо, так же, как раньше верил Атну. И Тизкару немного стыдно за такую верность – вдруг не достоин? Не важно, в бою иначе нельзя! Не сомневаться ни на миг!

Его воины тоже смотрят волне вослед, тоже жалеют, но уже начинают остывать, приходить в себя, стараются отдышаться. Начинают искать уцелевших своих. Начинают осторожно поглядывать в небо. Если б можно было крикнуть – не смотреть! В небо не смотреть!!!

Глухое серое небо плывет разводами, ни единого облака, только беспросветная серая муть расходится грязью… как круги на воде. Живот сводит судорогой от такого неба. Может лучше открыть ворота и на врага? И будь, что будет. Погибнуть в бою… Нет. Не сейчас. Им еще нужно победить.