Игры желтого дьявола

– А что вы хотели? Они смотрят со своей колокольни. Пока их взгляд для нас выгоден… Во всех отношениях. Мы должны хоть как-то разбавить наш тоталитаризм общечеловеческой демократией. Да и денег они будут подбрасывать. Учимся опять же. А потом… Потом посмотрим. Тут надо большевиков помянуть. Революцию-то они на их деньги совершали, а потом пошли своим путем. Ленин многое мудро делал, а вот усатый напакостил, но перед этим всю мыслящую часть нации уничтожил. Сейчас этого допустить нельзя. Я не имею в виду физическое уничтожение. Ведь разобщить, заменить ценности, лишить достоверной информации – это современный способ обезглавливания народа. Вспомните историю… С чего начался развал? Все знают – это Октябрь, но мало кто задумывается, что после войны мы могли многое исправить. Мы уже вошли в концепцию Всемирного банка и Международный валютный фонд. Влились, причем на правах победителей, в мировой процесс. А вождь народов хапнул часть Европы и развязал пятидесятилетнюю войну, которую успешно проиграл. Почему? Догматизм. Тупо следовали марксизму, ожидая перепроизводство, безработицу и революции, а произошло обратное. В результате сейчас мы пытаемся вернуть то, что упустили, но с позиций проигравших войну. По законам жанра победитель имеет право на некоторый диктат. Мы с вами должны создать демпфер этому процессу на основе объединения элиты и убеждения Запада, что мы не враги. Здесь надо очень тонко все чувствовать, чтобы не приобрести рабскую психологию. Думаю, вы интуитивно испугались именно этого. Боитесь ненароком превратиться в холуя?

– Что-то похожее. Плюс, наверное, страх перед государственной машиной, с которой бороться бессмысленно. Я ведь согласился работать на Комиссию в надежде заполнить свой вакуум, а чувствую, что еще хуже… Может, пока не поздно, бросить это все.

– Тут, как мы говорили, дело ваше. Мы станем сожалеть. Замечу только: Комиссия пока идет с нашим государством рука об руку. Экерсоновские идеи о границах цивилизаций нам сегодня ох как выгодны. Тут скорее надо опасаться, что свои подкачают.

– Я еще помыслю. Извините, что отрываю вас от дел.

– Не отрываете. Я давно рвалась посмотреть этот спектакль. Да и от общения с вами получаю удовольствие. Вы чем-то напоминаете мне покойного мужа. Он проявлял похожие колебания, но потом все осознал. Это в вас аналитический ум бродит. Вы привыкли все однозначными формулами описывать, а тут сложнее. Плюс испуг, что кто-то шельмовать начнет и вам оправдываться придется, а это будет мешать достижению цели. Вы ведь очень целеустремленный. Умерьте пыл, все должно быть в меру. Оглянитесь. Я вам такое уже советовала.

Раздался первый звонок. Евгения Григорьевна поставила чашку с недопитым кофе на блюдце и сказала:

– Мы можем продолжить беседу в антракте. Только вам придется потерпеть сигаретный дым. Я, вероятно, успею до начала сделать несколько затяжек, но никотиновое голодание во время действия мне придется компенсировать. Место моего пребывания в антракте теперь вам известно. Подходите. Только как к случайной знакомой. Меня ведь уже почти двадцать лет не таясь сопровождают красивые мужчины из известной вам организации.

– Но ведь с тех пор все диаметрально переменилось, и вы на стороне сегодняшней власти.

– А при чем здесь власть? Эта организация изменилась только в одном. Профессионалов стало меньше, а задачи прежние. Они борются с серым веществом. Оно мешает любым правителям. Договорим…

Родик, проводив ее взглядом, не стал размышлять об услышанных прописных истинах. Он ощутил сухость во рту, допил воду и направился в зал. Его порадовало, что предназначенное ему место выходит в широкий проход и не надо, непрерывно извиняясь, протискиваться между спинками кресел и встающими зрителями.

Вскоре свет потух и началось действие, доставившее Родику удовольствие на этот раз в основном от игры любимых актеров. Сама же пьеса показалась еще более примитивной, чем в первый раз.

В антракте Родик разыскал среди курящей публики Евгению Григорьевну больше из приличия. Говорить было не о чем. Родик уверился в том, что ее представления о действительности давно сформированы теоретиками типа Экерсона. В ее умозаключениях, бесспорно, многое было верным, да и подтверждалось практикой. Умом он понимал, что сейчас иначе нельзя, но какое-то внутреннее чувство неприятия не давало ему покоя. Причины он пока сформулировать не мог. Более того, считал целесообразным следовать в своей коммерческой деятельности экерсоновским рекомендациям, но… В этих «но» предстояло еще разобраться, и недавняя собеседница не могла ему помочь. Поэтому он, ненадолго задержавшись около Евгении Григорьевны и произнеся несколько дежурных фраз, вернулся в зал на свое место. После окончания спектакля Родик, воспользовавшись биноклем, быстро оделся и одним из первых покинул театр. За ним никто не следовал, но он скорее ради удовольствия поехал домой кружным путем сначала по Бульварному кольцу до Пушкинской, потом через улицу Горького, Ленинградку, а там темными переулками и мало кому известными дворами.

Глава 12