Игры зверей

Некий молодой человек вместе с замужней женщиной задушил ее супруга. Супруг страдал от афазии, возникшей из-за травмы, которую двумя годами ранее нанес ему тот же молодой человек.

Я попросил настоятеля рассказать все, что ему известно об этой трагедии. К моему удивлению, Какудзин в равной степени сочувствовал каждому из троих персонажей; меня же особенно заинтересовала жена по имени Юко.

Несмотря на то что настоятель подробно описал ее мне, внешность и характер этой женщины все равно скрывал покров неизвестности. Единственное, что я мог вообразить, – ее тонкие губы, всегда подкрашенные яркой помадой. Этот размытый, трудноуловимый образ был для меня подобен прекрасной и таинственной старинной фольклорной находке, до сей поры похороненной. Каким ценным научным открытием она могла бы стать, если бы только я мог отыскать ее сейчас, когда она была на грани исчезновения и хранилась в строжайшем секрете.

Наконец настоятель предложил мне взглянуть на сохранившуюся у него единственную фотографию этих людей. Пока он ходил за шкатулкой, в которой лежал снимок, меня переполняли одновременно надежда и тревога. Исследователи вроде меня часто сталкиваются с разочарованием в поездках. Одно дело – устная передача традиций, особенностей языка и мышления, где сразу можно определить ценность материала, и совсем другое – когда изучаешь какой-нибудь древний документ, о котором слышал самые восторженные отзывы, и вдруг обнаруживаешь, что ничего особенного в нем нет.

Я боялся, что фотография Юко не оправдает моих ожиданий. К счастью, мои опасения оказались напрасными.

Снимок немного передержали, а три фигуры были в белой одежде, что еще больше подчеркивало его яркость. Тем не менее изображение получилось четким, а безмятежная дружеская близость между людьми на фото бросалась в глаза и создавала странное впечатление. В центре кадра стояла Юко в белом платье; она улыбалась и держала в руке сложенный зонтик. На ее веселом, с правильными чертами лице лежал отпечаток легкой изысканной грусти; губы, хоть и тонкие, отличались красотой. Я обрадовался, что реальность оправдала мои надежды, – описывая Юко, настоятель ничуть не преувеличил.

Фотографию настоятелю без всяких задних мыслей за день до происшествия подарил Кодзи, который, как обычно, принес цветы в храм. Оглядываясь назад, несомненно, все согласятся с тем, что этот подарок наводил на размышления. Но об этом я еще скажу.

В рассказе настоятеля меня больше всего потрясло описание Кодзи и Юко, какими он их увидел наутро после убийства.

Настоятель имел привычку вставать еще до рассвета, спускаться в задний сад и прогуливаться там без особой цели. Небо начало светлеть. Вдруг он услышал шаги – кто-то спускался по склону от «Оранжереи Кусакадо», – отвлекся от созерцания и поднял голову. Обычно в такую рань из дома никто не выходил.

Присмотревшись, он понял, что это идут, держась за руки, Юко и Кодзи. В это мгновение солнце, восходившее над горами на востоке, озарило склон, и пара предстала в первых лучах наступавшего дня. Лица их светились счастьем, походка была легкой и свободной. Настоятель впервые видел их такими красивыми. Вокруг стрекотали проснувшиеся насекомые, Юко и Кодзи спускались по росистой тропинке и выглядели как настоящие жених и невеста.

Какудзина можно понять – увидев эту сияющую пару, он подумал, что они несут какое-то необычайно радостное известие. На деле оказалось, что они хотели сдаться полиции и пришли с просьбой сопроводить их в участок.

Они признались, что ночью задушили Иппэя тонким шнуром. Кодзи утверждал, что это было сделано по просьбе жертвы.

Настоятель засвидетельствовал, что накануне около полудня Кодзи вместе с цветами принес ему фотографию, на которой были запечатлены все трое. Тем самым он, похоже, намекал, что преступление было совершено не под влиянием импульса, а по желанию Иппэя. Но поскольку никаких косвенных улик – а прямых и подавно, – подтверждающих слова Кодзи, не существовало, его заявление, что убитый сам заказал свое убийство, отклонили. Более того, странный подарок настоятелю – фотографию – расценили как доказательство преднамеренности преступления. Суд признал Кодзи и Юко соучастниками убийства. Кодзи ранее уже был судим за нанесение телесных повреждений жертве, поэтому не мог сослаться на смягчающие обстоятельства. Ему вынесли смертный приговор, а Юко приговорили к пожизненному заключению.

Впоследствии Кодзи и Юко написали из тюрьмы настоятелю, умоляя его как-нибудь устроить так, чтобы могилы всех троих установили рядом. Какудзин понял, что за этой странной просьбой скрывается призрак какой-то скорбной надежды. Возможно, в этом и заключался истинный мотив появления Кодзи в храме с фотографией за день до убийства.

С могилой Иппэя сложностей не возникло, а вот идея разместить рядом еще две могилы вызвала сильное недовольство у некоторых влиятельных жителей деревни, и настоятель был вынужден подождать, пока улягутся страсти.

Прошлой осенью Кодзи казнили.