Игуана

Но это как смотреть. За них заказчик платил действительно много. Но предупреждение было однозначным: за все, взятое в доме известного коллекционера, он получал хорошие деньги. Если что-то по каким-то причинам не сумеет взять (например, не сможет открыть сейф с женскими украшениями придворного ювелира русских императриц Иеремии Позье), то его это убытки, не более. А вот если не сумеет взять два портрета карликов, ему грозила смерть. А жизнь свою юноша ценил больше, чем все сокровища мира. Ему даже кратко пояснили, почему он должен всенепременно взять портреты.

За них уже получена очень большая предоплата. А если их не взять, хозяин-коллекционер, естественно, после ограбления все ценное либо сдаст на хранение в банк, в госмузей, либо спрячет в свой схорон. И тогда ищи-свищи. А у заказчицы ограбления - Игуаны - была своя, сложившаяся десятилетиями репутация в мире подпольных коллекционеров. Сорвать заказ было никак нельзя.

Он повернул голову к портретам, левым ухом все ещё ловя скупые звуки, которые могли донестись к нему со стороны ванны и туалета. Мысли скакали в голове, как кузнечики.

- Тараканы в голове завелись, - это такая шутка была у них вколонии.

Он провел тыльной стороной руки в матерчатой перчатке по лбу.

Нет, он, конечно же, не сходит с ума. Никаких привидений. Просто проснулась старуха - божий одуванчик, тестя он убил. Про тещу базара не было. Но ... Мог наводчик напутать? А он не проверил хату ... Не учел. Надо было осмотреть все комнаты и живых на всякий случай вырубить, как только зашел в квартиру. Как говорила покойная ещё бабушка, "дурная голова ногам покою не дает ". Теперь вот придется пилить в конец коридора, туда, где расположены ванная комната, туалет и - маленькая комнатушка, в которой, по наводке, спал старик. Там, должно, и бабка ***.

Пот струился по телу, пробегал мелким ручейком по хребту и неприятно щекотал ложбинку между ягодицами. Одна капля упала на паркетный пол. Притаилась.

- Хорошо, во время вспомнил, про портреты этих уродцев. Кто только их написал? Он вгляделся в витиеватую подпись под портретами. Имя читалось четко: "Pantosa". А вот фамилия уже закруглялась кверху в кокетливом завитке и разобрать её было невозможно. Ну, да ладно, пусть уроды повисят ещё пару минут. Ровно столько отводил юноша на убийство незнакомой ему старухе.

В квартире было тихо.

Лишь время от времени в стариной испанской мебели - шкафе, двух комодах и трех сундуках, длинном обеденном столе и 8 стульях с высокими резными спинками, - все блестящего черного дерева, все с украшениями в виде резных львиных головок, лилий и геометрического резного орнамента, слышался тихий треск. То ли древоточцы продолжали начатую несколько столетий назад целенаправленную работу по прокладыванию внутренних ходов сообщения, то ли просто от времени рассохлось черное дерево.

И часы, мерно отбивая ход времени, вдруг неожиданно начинали покряхтывать, поскрипывать и постанывать, - словно что-то в них заедало.

Порой казалось, что вот сейчас, испустив последний вздох-стон, они остановятся, и, тяжело откашлявшись, замрут, уже ничем не нарушая страшновато-таинственную тишину дома коллекционера.

Когда за его спиной раздался хриплый, скрипучий кашель, словно отвечая на его мысли, юноша невольно вздрогнул и тут же резко повернулся назад. Он привык встречать опасность лицом к лицу.

Позади него стоял ещё один дед. Это был высокий костистый старик в синем стеганом халате. Из под халата виднелись тощие, покрытые буграми варикозно расширенных вен волосатые ноги. Похоже, он ещё не проснулся окончательно и потому, не предпринимая никаких активных действий, не исторгая из прокуренной глотки возгласов удивления или возмущения, просто тупо смотрел на юношу, и на лице его была, написана крайняя степень растерянности.

Во всяком случае, именно так расшифровал гримасу на лице старика юноша в джинсовом костюме.

И напрасно.

Это его чуть не погубило.

Если бы он хотя бы понаслышке знал о полковнике милиции Иване Кузьмиче Привалове"; гордости МУРа 50-х гг. - 60-х гг. сыскаре Федоре Коршунове, он бы поостерегся делать какие-либо выводы.

Многие широко известные, в узком криминальном кругу воровские авторитеты минувших лет, такие, как Костя Жиган, Мишка-Рубль или Гиви

Хванчкара знали, что если на лице Федора Фомича написано вот такое выражение, как сейчас, то ли удивления, о ли растерянности, то лучше сразу протянуть руки крест накрест для беспрекословного надевания наручников и начать давать признательные показания.

Потому, что если у Федора Фомича такое выражение лица, значит он нашкандыбал уже множество доказательств твоей вины и признание твое он все равно получит, дело времени. А если поспешишь, много здоровья сэкономишь.

И ещё одно, - юноша, конечно же, не знал, что на вопросы Федора Фомича нужно давать без раздумий быстрые и четкие ответы.

- Вор? - удивленно спросил Коршунов.

Юноша промолчал.

Он думал.