Игуана

Херман де Арриага, не поняв ответа, предположил, что это сказано ради красного словца или из своего рода женского кокетства, продиктованного желанием не сдаваться при первом же натиске, и решил выждать еще некоторое время, поскольку был уверен как в своих чувствах, так и в чувствах Кармен Ибарра.

Поэтому он несказанно удивился, когда она в день его возвращения из короткого делового путешествия сообщила ему совершенно непринужденным тоном:

— Граф де Риосеко пригласил меня в свое севильское поместье, и я приняла его приглашение. Мы едем завтра.

Несмотря на свой огромный опыт во взаимоотношениях с женщинами и признанную выдержку, однажды позволившую ему выиграть в карты целое состояние, де Арриага в растерянности был вынужден присесть, пару раз тряхнув головой, прежде чем с недоверием произнес.

— Что ты сказала?

— Что я еду в Севилью с графом де Риосеко.

— Ты это несерьезно!

— Абсолютно серьезно. Я приготовила вещи, а он за мной заедет на рассвете.

— Но почему?

— Потому что мне хочется.

— Что ты хочешь сказать этим хочется?

— Именно это. Мне хочется, и поскольку я вольна так поступить, я так поступаю.

— И тебе не важно, что я чувствую или что я думаю?

— Тебе незачем что-то думать или чувствовать. Граф — друг, и я еду, потому что он мне кажется приятным, интересным и занимательным. — Она взглянула на него с некоторым удивлением: — Что плохого в этой поездке?

— Я знаю графа Риосеко, — прозвучало в ответ. — Ему без разницы, лечь ли в постель с женой друга или с тем же другом, а его дом славится оргиями, которые он там устраивает.

— И я это знаю, — кивнула она. — Но от этого разговор с ним не перестает быть для меня занимательным. И я тебе гарантирую, что он не ляжет со мной в постель, пока я не захочу лечь с ним, что маловероятно. Как мужчина он меня не привлекает, поскольку я влюблена в тебя.

Он воззрился на нее с изумлением:

— Влюблена в меня и едешь с другим?

— Именно поэтому я так и поступаю. Чтобы тебя любить, мне необходимо ощутить себя свободной, необходимо знать, что я от тебя не завишу, что, хотя я тебя люблю, постоянно тебя желаю и нуждаюсь в том, чтобы ты в любое время занимался со мной любовью, я по-прежнему сама себе хозяйка — и если мне захочется что-то сделать, я это сделаю.

— Даже если это меня ранит?

— Даже так.

— Не могу тебя понять.

— А я тебя никогда и не просила, чтобы ты меня понимал, — сказала Кармен де Ибарра. — Только принимал меня такой, какая я есть. — Она посмотрела на него долгим взглядом — своим глубоким, загадочным взглядом. — А сейчас я желаю, чтобы ты взял меня на руки, отнес в спальню и занялся со мной любовью, как ты умеешь.

— Я не смогу, зная, что завтра ты уезжаешь с другим.

— А вот и сможешь, я уверена. — Она помолчала. — Но я хочу, чтобы ты имел в виду то, что я тебя желаю, не заставит меня изменить намерение. Завтра я поеду в Севилью.

Они предались любви. Как никогда раньше ей не предавались — со страстью и чуть ли не с отчаянием, — и она не раз и не два повторила ему, что любит, что она его возлюбленная и нет ничего чудеснее, чем пережить подобные минуты.

Они уснули, насытившиеся друг другом и утомленные, но утром, очнувшись ото сна, Херман де Арриага с изумлением обнаружил, что Малышка Кармен все-таки уехала на рассвете.

Другой мужчина, не обладавший его выдержкой или опытом, возможно, в результате покончил бы с собой, так как Херману де Арриага пришлось пережить самые отчаянные, пустые и печальные дни своей жизни, хотя он и пытался найти утешение своему горю у прежних возлюбленных. Он жил как во сне или в тягостном кошмаре, от которого очнулся через месяц, вновь вернув себе былую самоуверенность и решив окончательно забыть креолку.

Однако креолка вновь к нему вернулась, сказала, что любит его и что он ей нужен; она уверила его, что между ней и графом де Риосеко ничего не было, — и она готова принять его предложение выйти за него замуж, если оно еще имеет силу.

Все вернулось в прежнее русло, и все опять было замечательно и исполнено страсти, черные тучи ушли в прошлое, пока за две недели до свадьбы она неожиданно не объявила, что граф вновь пригласил ее поехать с ним и она едет.

Де Арриага не проронил ни слова. Приказал заложить карету и отправился в долгое странствование по Европе; следующим летом он скончался во Флоренции, заболев чумой.

Кармен де Ибарра — уже почти никто не называл ее Малышкой Кармен — в течение года ожидала его возвращения, однако, получив известие о его смерти, вновь надела траур и вернулась в Кито, где заперлась у себя дома, чтобы вспоминать мужчину, которого любила, и бессильно наблюдать медленную агонию своего павшего духом отца, снедаемого печалью и стыдом, апатичного, сломленного и одинокого.

Иногда Кармен де Ибарра задавалась вопросом, стоило ли ее отчаянное стремление почувствовать себя свободной тех страданий, которые впоследствии испытывала она сама и заставляла испытывать других, но так и не нашла удовлетворительного ответа.