Ii. Камень второй. Горящий обсидиан

К завтраку Таркил велел подогреть несколько блюд, оставшихся от праздника, и подать к столу мятного чаю, дабы освежить измученных и понурых гостей. Когда в общий зал спустились Лайнувер с Орионом, все остальные были уже в сборе. Припозднившихся к завтраку встретил внимательный взгляд Ирина. Оценив обстановку, маленький хмырь расплылся в улыбке и вернулся к поглощению грибного супа.

— О чем ты говорил с тем белокожим вчера? — спросил он через некоторое время.

— О жизни, — беспечно отозвался Орион, пододвинув к себе супницу.

Больше мальчишка вопросов не задавал.

— Какие планы на сегодня? — спросил Орион у Джуэла. Тот был сер лицом и, похоже, вкушал все последствия распития черного эля, потому ответил далеко не сразу.

— Завтра отправимся, — сказал он. — С утра.

Краем глаза Джовиб заметил, что Пай и Милиан о чем-то шепчутся. Дискуссия, видимо, шла ожесточенная, но, поскольку происходила она на другом конце длинного стола, понять что-либо было решительно невозможно.

— Джуэл… — подал голос Милиан. — Сейчас подходящее время, чтобы спросить?..

— Спрашивай, — устало произнес Хак и, для ясности мысли, пригубил мятного чаю из глиняной кружки.

— У нас с Паем накопилась куча вопросов… Скажи, Сайнар говорил тебе, зачем Ордену Горящий?

— Нет.

— А что он вообще такое?

— Нет.

Тут заговорил Пай, обычно не такой решительный, как Милиан:

— Джуэл, это око войны. Легенды о нем ходят одна злее другой. Зачем он мог понадобиться Ордену? Ты разве не чувствуешь, что здесь что-то не так?

Орион переводил взгляд с мальчишек на Джуэла и обратно. Файзул угрюмо молчал. Вместо него заговорил Ирин:

— Вы ведете себя, как трусы, — гордо сказал он. — Свободу нельзя добыть одними словами и молитвами. И если для этого нужна война — пусть будет война.

— Война — это путь в никуда, — покачал головой Пай. — Миродержцы этого не допустят.

— Людям пора самим научиться решать за себя, а не кивать на бессмертных, — отмахнулся Ирин.

— Но представь, чем станет мир без них, — спокойно продолжал Приор. — Даже ты не можешь не признать, что они поддерживают порядок и не дают утратить древние знания. Они — связующая нить тысячелетий.

— Они всемогущи и потому делают с миром все, что хотят, — начал распаляться Фатум. — Пылающий Эрхабен, где тысячи людей сгорели заживо. Вот символ их вечной власти!

— Я много читал об Эрхабене, — Пай и сейчас не сменил спокойного, убедительного тона. — Я прочитал все, что разрешено мне как посвященному первой ступени. И, мне кажется, Серый Инквизитор пожертвовал Эрхабеном, чтобы предотвратить еще худшую беду. Возможно, у него не было выбора…

— Выбор всегда есть! — перебил его Ирин. — Особенно когда речь идет о тысячах жизней!

— Кому ты мстишь, Фатум? — укоризненно произнес Милиан. — Тебя там не было. Даже твоей родни там не было, раз ты родом с Юга. И вообще, ты когда-нибудь думал, что можешь быть не прав?.. Или что Сайнар может быть неправ?..

— Ты говоришь, как предатель! — маленький хмырь вскочил на ноги. Если бы гнев был виден глазу, то мальчишка сейчас пылал бы, как факел.

— Хватит!!! — гаркнул Джуэл так, что задрожали стекла, и обвел взглядом притихших амбасиатов. — Небо… как я устал! Как мне осточертели вы все со своей постоянной грызней! Заткнитесь все и доведите начатое до конца…

В бессильной ярости Джуэл вдарил кулаком по столу так, что на нем подпрыгнули все тарелки и кружки, и, поднявшись, вышел из зала.

— …Вам не следует все время думать о войне, — нарушил мертвую тишину миролюбивый голос Балы. — Не забывайте, что и нож опасен, если хвататься за лезвие… Думаю, горящий обсидиан можно использовать для добрых дел. И, думаю, Сайнар знает, как.

— Надеюсь, ты прав, Бала, — тихо вздохнул Пай и добавил, подняв на островитянина глаза: — Знаешь… я… верю тебе.

— А я верю, что зверское убийство тысяч людей не должно пройти безнаказанно, — сурово сказал Ирин. — И быть добрым — не значит собирать травки и болтать красивую ерунду. Этот камень, — он указал на обсидиан на груди Лайнувера, — волен сам выбирать того, кто его более достоин. И я не думаю, что он выберет какого-нибудь трусливого умника или пацифиста.

Этот завтрак оставил Ориона голодного, с дрянным настроением на весь день. Даже поговорить было не с кем — Бала и Коста, взяв с собой Джармина, ушли бродить вдоль берега, Лайнувер и Оазис — по улицам Татиана, хотя вряд ли здесь было много теней, чтобы исследовать; Ирин размышлял по-своему — стреляя птиц над озером; Пай и Милиан по уши погрузились в научные рассуждения, а Джуэл глотал черный эль и говорил сам с собой. В его невнятном шепоте часто слышалось сожаление. Возможно, он считал, что судьба к нему несправедлива…

Когда Ориону не с кем было поговорить, он доверял наболевшее листу чистой бумаги. Написал он едва ли полстраницы, хоть и просидел с пером и чернильницей почти весь день, лишь немного вздремнул под вечер. До ужина он уже собрал вещи и велел своей чарге не уходить далеко.

…Как он мог еще сомневаться? Он чужой здесь! Еще вчера следовало уйти с Сумахом: в суете праздника это было бы проще. Теперь же это будет не так легко сделать.