iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

— Все с ним в порядке, — Кан пожал плечами. — Мальчишка биться рвался недуром… так я отобрал у него меч, а самого запер в кладовке. И наложил заклинание сна, чтобы не шумел.

Рафдар тихо рассмеялся — хохотал бы в голос, да опасался растревожить рану. Невеселый был это смех, нервный… скорее, даже не смех, а просто отголосок пережитого.

Хардин Ганнир, боевой маг, начальник охраны Рафдара Дайна, едва вбежав в зал, замер у порога… Вокруг столпились его люди: вид у них был не менее растерянный, чем у самого Хардина. И в самом деле, есть чего испугаться, взглянув на запятнанное кровью кресло и израненного Рафдара, неподвижно сидящего в нем. За креслом, стройная и неподвижная, словно бронзовая статуэтка, стояла рабыня. Ученик миродержцев сидел на полу, скрестив ноги и положив перед собой маленький меч Наиля.

И — четыре мертвых наемника в зале…

— Рафдар… — выдохнул Хардин.

— Он жив, — сообщил ему Кангасск, не поднимая головы. — Просто спит. Я решил, что так лучше: он потерял много крови, и ему надо беречь силы…

— Хвала Единому! — Хардин покачал головой. Искреннее высказывание, прозвучавшее сейчас, выдало в нем приверженца Северной веры… Кан отметил это, хотя… какое это могло иметь значение?.. — Продолжайте зачистку этажей, — велел Хардин своим людям. — Пятеро останьтесь здесь со мной…

Глава двадцать девятая. В путь налегке

Ночью Кангасск не спал — какой тут сон… а под утро, когда все успокоилось, уснул прямо на полу, сидя спиной к креслу Рафдара. Сам же раненый король магического сна так и не покидал. И в течение всей ночи природное колдовство Галу медленно заживляло его раны… Оно распространялось вокруг девушки, словно сияние, порождаемое горящим фитильком свечи, и, несмотря на то, что зажглось это чудесное пламя для одного Рафдара, тепло его коснулось всех, кто остался в зале… Кто-то из воинов Хардина отнял ладонь от раны на плече и с удивлением обнаружил, что та больше не кровоточит… у Кангасска, находившегося к Рафдару ближе всех, перестала ныть правая рука; даже потеплела немного, хотя, казалось, никак уже не согреть эти ледяные пальцы, никак не заставить кровь нормально течь по изуродованным панацеей сосудам… Вот уж, воистину, облегчение. Но для того, чтобы рука перестала висеть на перевязи, неподвижная и бесчувственная, словно чужая, нужен Орион, сын звезд и, как ни крути, — строгая магия Хор.

…Кан плохо помнил, что произошло непосредственно перед тем, как он провалился в сон. Помнил, как Хардин отдавал кому-то распоряжения и выслушивал новости — какие, вникнуть Кангасск не успел… Помнил, как спящего Рафдара, словно ребенка, поднял на руки могучий, рослый воин… и что когда раненого уносили, его сопровождало человек пятнадцать охраны… Еще Ученик помнил сонного, болезненно моргающего Наиля, которому вернул меч. Остальное все — как в тумане…

Сны, сны… Не настолько Кангасск устал физически, чтобы засыпать вот так. Ведь держался же Хардин… и его воины… и хрупкая островитянка Галу. Маленькому храброму Наилю и вовсе приходилось бороться не с простым сном, а по милости Дэлэмэра, — с магическим. И при всем этом спать сморило одного только Кангасска. Просто есть сны, которые не желают долго ждать…

Свет Ффара… как он схож теперь с белым мраком, в котором прячутся сильфы! Белый мрак; Белая Область… как давно это было…

Глупости! Ффар просто высвечивает то, что есть, и никто не виноват, что у тебя такие дыры в памяти; что за неисчислимые годы, которые лежат между прошлым и настоящим, тебе случилось забыть детали и сохранить в душе лишь самое главное…

— …Я тебя ненавижу!!! — крикнул Кангасск, замахнувшись… взлетевшая сабля отбросила яркий блик и рассекла воздух, не достигнув цели. — Ненавижу… — повторил он, в который раз соврав самому себе: не было ее, ненависти. Не было! Была боль, был гнев, была горечь. Ненависти не было.

Звон — на этот раз клинки встретились.

— Остынь… — сказал знакомый голос.