iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

— Чудеса да и только! — Керто наигранно улыбнулся и всплеснул руками. В следующую секунду он уже провозглашал тост: — Выпьем за чудеса!..

Он мог обмануть этим кого угодно, но только не Кангасска. И когда лагерь уснул, Ученик миродержцев уже спокойно дожидался продолжения разговора. Керто не заставил долго ждать.

— Ты амбасиат, — с ходу начал он. — Что ты знаешь о своих возможностях?

— Почти ничего, — просто ответил Кан. Врать ему было не о чем.

— Глупый… — с сожалением произнес Керто и, вздохнув, присел рядом. — У тебя редкий дар: понимать тех, кто мыслит иначе, чем ты.

— Ты имеешь в виду животных? — переспросил Кангасск.

— Не только, — Керто покачал головой. — Животные близки нам: мы от самого начала творения разделяем с ними общий мир. Но ты, с такой большой чашей, способен на большее, Ученик миродержцев. Ты можешь понять тех, кого не было в сознательном замысле Владиславы и Серега — это дети тьмы. И тех, кто пришел неизвестно откуда — это стиги. И это печальный дар, Дэлэмэр…

— Почему?..

Керто посмотрел на Кангасска с отеческим сочувствием и положил тяжелую мозолистую ладонь ему на плечо.

— В войну люди, подобные тебе… умеющие понимать ИХ… — он замолчал на миг, а затем выдал суровое заключение: — … разделили участь чарг. Подумай об этом.

Больше он ничего не сказал. И Кангасск Дэлэмэр, провожая взглядом его, уходящего, думал почему-то совсем не о себе… Наверное, он до сих пор не привык считать себя кем-то важным и обладать чем-то опасным, чтобы относиться к подобным предупреждениям серьезно… Или причина была другой… Но он думал о словах Керто и вспоминал Сильвию Бриан, маленькую сестренку Флавуса, у которой даже самый дикий зверь становился ручным…

…Эанна сладко потянулась во сне, словно большое дитя.

— Спи… спи, — приговаривал Кангасск, ласково трепля холку чарги. — Спи, котенок…

Глава тридцать вторая. Цветочный мёд

Дни пути тянулись неспешно, без происшествий. Для каждого наемника в караване это был просто подарок судьбы. И люди искренне радовались ему. Даже Невен и Золх, двое любителей рассуждать о маневрах, на которые способны веталы, как-то притихли и больше не поднимали сомнительную тему.

Неуместное, гнетущее чувство терзало одного только Кангасска. И он не мог этого объяснить. И причины найти не мог. То и дело он возвращался в своих мыслях к последнему прочитанному им письму Максимилиана и, кажется, начал понимать юного миродержца…

Предчувствовать беду среди всеобщей радости — высшая форма одиночества. Предчувствовать беду — как предчувствует осень березовый драк. Предчувствовать…

С чего бы? Ведь все хорошо! Дети тьмы не показываются и не пытаются нападать. Что же до отношения к Кангасску в караване, то оно изменилось к лучшему. Вначале Керто, Беввирре и Шонн, а потом и все остальные прониклись приятельской симпатией к Ученику миродержцев, быстро оценив, что, несмотря на странную репутацию, он очень душевный собеседник и честный малый.

Эанна полностью пришла в себя на второй день. Вид у чарги был потрепанный: в рыжей шерсти засохла глина, а о страшных ранах напоминали свежие рубцы на шкуре. Кангасск поначалу котенка, едва оправившегося от ран и последствий магического лечения, пожалел и решил работой не нагружать. Но когда Эанна принялась со скуки нарезать круги по лесу, шкодничать и, требуя внимания, игриво прихватывать хозяина то за штанину, то за голенище сапога, Кан понял, что чаржью живучесть он крупно недооценил, и решил призвать свою подопечную к дисциплине.

С этого момента Ученик миродержцев ехал верхом на чарге и тряску на спине тарандра вспоминал, как страшный сон. Иногда он сажал впереди себя Тимай; нести двоих Эанне было пока тяжеловато, так что через пару часов такой езды чарга упрямо останавливалась и, припав на передние лапы, начинала урчать и жаловаться. Тогда девчушка пересаживалась на тарандра или же, если караван двигался медленно, Кангасск спешивался и шел рядом, положив ладонь на холку чарги. Иначе никак: смирная и послушная рядом со своим хозяином, Эанна совершенно дичала в его отсутствие. Стоило отойти ненадолго, как она уже, рыча и поднимая шерсть на загривке дыбом, не подпускала к себе никого.

…Кангасск быстро научился понимать ее без слов. К примеру, взгляд, полный вселенской печали, означал, что котенка следует отпустить на охоту. Возвращалась Эанна неизменно сытая и довольная. От нее пахло кровью и мокрой шерстью, а рыжая шкура по обыкновению оказывалась заляпана свежей грязью, точно одёжка непоседливого ребенка.

«Все дети одинаковые,» — заметил однажды Керто Харадин, грустно улыбнувшись.