iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

— …И где твоя королева? Ты одинок…

Ффар отзывается чистым звоном вновь и поглощает почти все: синеву неба, зелень травы, юный человеческий облик Старейшей из драконов; часть разговора — тоже, оставив лишь несколько туманных фраз.

«Жизнь порой заставляет нас возвращаться туда, откуда мы бежали, о Зига, отмеченный ффаром… И тогда все, чего нет, находится само».

«Но когда ты вновь отправишься к берегам Ффархана, твое королевство будет величайшим из всех. И твоя королева будет сиять ярче всех…»

…Этот покосившийся северянский домик не стал бы непреступной преградой даже для ветра. Да и хозяин его, судя по всему, хрупок и слаб, иначе починил бы кровлю, сменил жалкую дверь…

Но есть то, что скрыто от глаз: этот домишко являлся крепостью, но иного рода…. Ищущий взгляд простого гадальщика проносился мимо, не замечая ничего особенного; взгляд же владельца Триады, способный на большее, — упирался в непроглядную чернильную тьму, крадущую сияние серебряных нитей.

Дело не в самом доме, конечно, а в хозяине. Кто-то очень хотел спрятаться; спрятаться именно от способных видеть чужие судьбы.

«Что ж, выходит, мне сюда,» — Кангасск пожал плечами и, переглянувшись с Эанной, что устроилась у крыльца, поднялся по каменным ступенькам.

Он остановился у двери; провел рукой над вывеской, с которой время и ржавчина вымарали все буквы, и сотворил заклинание ресторации. Забытая надпись вновь заблестела, отражая солнечный свет: «Гадание по руке. 5 монет»…

…Впервые воспоминание этой жизни развернулось в свете ффара; видимо, пытаясь убить бесполезную надежду столько раз, Кангасск однажды в этом преуспел…

Ффар трепал призрачное воспоминание, где мерцающие огни ночного Таммара скрадывали свет звезд; где кроха, похожая на сердитого воробушка, предлагала Кангасску Дэлэмэру, молодому, черноволосому, смуглому от кулдаганского загара, погадать на судьбу. «Пять монет!» — «Дороговато!» — «Тогда не гадай…»

Он смеялся над этой встречей — когда вместе с Владой покидал довоенный Таммар.

Он искал этой встречи, слоняясь по послевоенному миру, дикому и чужому…

…и боялся, когда встреча казалась близка, а потом со смешанным чувством разочарования и облегчения переводил дух, — когда узнавал, что впереди еще долгий путь.

Он задавался вопросом «Зачем?» и не находил ответа.

А потом просто отказался.

И что теперь? После множества пройденных дорог и передуманных мыслей — он готов?..

Кан постучал, и его пригласили войти. «Заходи. Не заперто»… Голос был женский; холодный и незнакомый. Вздохнув, Кангасск принял безрадостное приглашение и шагнул за порог.

Для непривычных глаз дом выглядел темным и мрачным, лишь узкий прямоугольник окна впускал в гадальную крепость немного света: желтое пятно его накрывало стол, на котором хозяйка разложила шитье; нитки, ножницы, подушечка с длинными иглами, хрупкие кусочки портняжного мела, схваченные булавками детали будущей куртки из индижи…

Устав от сумерек и не став дожидаться, пока глаза привыкнут, Ученик отпустил с ладони два белых Лихта. Звезды Флавуса плавно поднялись под потолок, разогнав по углам хмурые тени и открыв взгляду бедное и печальное жилище. Серый каменный пол, голые стены; вместо кровати — несколько ящиков, поставленных рядом и застеленных двумя одеялами… Но у дальней стены притаилось страннейшее из украшений: прозрачная вазочка, доверху наполненная мертвыми стигийскими камнями; да короткий меч в черных лакированных ножнах лежал рядом на убогой фанерной подставке, — меч добротной ковки, с серебряным напылением, стоящий больше, чем дом и все, что есть в его стенах. Осторожный наблюдатель заметил бы, — Кангасск даже внимания не обратил: как только магический свет разогнал сумрак, он встретился взглядом с Занной, и больше ничто не имело для Ученика значения.

Маленькая, болезненно худая; несмотря на молодость, волосы уже тронуты сединой; а в глазах усталости и тоски — бездонное море… такова теперь Занна. И та тихая девочка, что сманила чаргу, похожа на нее!.. Сестра? Или дочь…