iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

Кангасск недолго сидел один. Вскоре появилась Эа. Неохотно, опустив голову почти к самой земле, она подошла к бывшему хозяину и бросила на него взгляд виноватый, но все еще не покорный. Кан с трудом удержался, чтоб не прыснуть от смеха… С подобным взглядом возвращаются домой упрямые дети, сбежавшие в поисках свободы и хлебнувшие первых трудностей. Для чарги такой трудностью оказалось седло: ни охоты с ним, ни сна, а как его снимать, ведомо одному хозяину, да и вряд ли Эа подпустила к себе кого-нибудь другого. Так что, промаявшись день, она вернулась.

Седло Кангасск, конечно, снял, и — чарга тут же умчалась куда-то. Но по этому поводу можно было не переживать: вернется гордячка. А пока Ученик радовался малому: что вернул свою сумку и дорожное одеяло — все-таки приятнее сидеть на нем, чем на голом камне. В сумке же нашелся сухой паек, с голодухи показавшийся Кану удивительно вкусным, и деньги (красть что-либо из вещей, притороченных к чаржьему седлу, не решился никто).

Складывая в сумку остатки пайка, Кангасск с тоской посмотрел на корешок книги писем Макса. Вздохнул; вытащил книгу на свет; привычно открыл страницу наугад, заранее зная, что зря это делает…