Вместе с тем, несмотря на то, что нацизм, бесспорно, был временем рабства духа и морально-нравственного упадка, следует различать разные его ипостаси: в Германии позитивная и негативная функции режима строго разделялись: позитивное — немцам, а негативное — не немцам и расово «неполноценным» немцам, а также политическим противникам, которых, впрочем, было удивительно мало. Хотя всякое сравнение хромает, но все же бросается в глаза, что в Советской России сталинская тоталитарная машинерия была в одинаковой степени нацелена против всех, и русские пострадали по крайней мере не менее, а может быть, и более других. Сталинский террор выступил как средство воспитания всех без различий народов СССР; этот террор действовал фронтально, систематически истребляя или изолируя самых активных, самых предприимчивых, самых незаурядных, самых талантливых, — и этот негативный отбор действовал в. СССР довольно продолжительное время. Нацистский террор, напротив, имел другие задачи и был направлен против евреев (по расовым мотивам и на основе старых и новых антисемитских стереотипов), коммунистов, социал-демократов (они представлялись нацистам антинациональными силами), левых интеллектуалов (они критически относились к Третьему Рейху) и внешних врагов (в войну). В процессе первоначальной унификации общества нацисты эффективно действовали террористическими методами: кто в начале 1933 г. мог себе представить, что через пять месяцев самое мощное в Европе рабочее движение без труда будет разбито; что крайне правая НННП (Немецкая национальная народная партия), слывшая жесткой, деструктивной и несговорчивой политической силой, и ее парамилитаристский «Стальной шлем» добровольно подадут документы о самороспуске; что о КПГ уже через полгода ничего не будет слышно? Самой поразительной, однако, была судьба СДПГ, в процессе ликвидации которой большое значение имело то обстоятельство, что после выборов 5 марта 1933 г. АДГБ (объединение немецких профсоюзов, являвшееся коллективным членом СДПГ) отошло от СДПГ: председатель АДГБ Лейпарт в открытом письме к Гитлеру полностью отказался от ориентации профсоюза на социал-демократию[440]. Что касается КПГ, то в процессе ее унификации большое значение имели «дикие» концлагеря СА, где активно проводилось «перевоспитание» функционеров коммунистической партии, а рядовых членов партии нацисты предпочитали привлекать на свою сторону иными методами, связанными с политической демагогией и социальной политикой, направленной на действительный рост благосостояния простых людей. За год после прихода к власти Гитлера в «дикие» концлагеря СА попало около 100 тыс. человек, преимущественно функционеров СДПГ и КПГ. За несколько месяцев неугодные нацистам политические активисты прошли «перековку» и были выпущены на свободу. Главным «воспитательным» средством в концлагерях был труд, при помощи которого нацисты стремились сломить человека физически и духовно; это происходило под циничным лозунгом «работа делает свободным»
Парадоксально, но наиболее стойкими противниками Гитлера были не коммунисты и социал-демократы, а консерваторы, которые добились хотя бы каких-то признаков успеха в противостоянии нацизму. Консервативные политические силы с их устойчивыми и прочными позициями в армии, дипломатическом корпусе и среди высших государственных чиновников оставалисьдля Гитлера постоянной головной болью хотя бы по той причине, что они были для него наполовину союзниками, наполовину оппозицией. С точки зрения консерваторов, Гитлер был левым политиком. На самом деле, Папен и Шлейхер интриговали против ГТитлера в 1934 г.; консервативные генералы во главе генералом фон Беком строили планы заговора в 1938–1939 гг.; известные консервативные политики Герделер (имперский комиссар по ценам в отставке, бывший бургомистр Лейпцига) и Попиц (министр финансов в отставке) во время войны развили бурную конспиративную деятельность, контактировали с единомышленниками в армии, государстве и экономике, что и вылилось в покушение на Гитлера 20 июля 1944 г. Впрочем, кардинально изменить картину почти полной беспомощности немецкого общества перед нацистской унификацией не смогли и консерваторы.