Иисус для неверующих. Основатель христианства без мифов, легенд и церковных доктрин

Матфей заходит еще дальше в отождествлении Иисуса со сверхъестественным видением Даниила, употребляя фразу «Сын человеческий» 27 раз. В некоторых случаях она выглядит почти случайностью, своего рода самоопределением, как, например, в следующих словах Иисуса, приводимых Матфеем: «Сыну же Человеческому некуда голову приклонить» (Мф 8:20). В других случаях влияние Даниила гораздо заметнее. Так, например, Иисус у Матфея, отправляя двенадцать учеников на проповедь, наставляет их: «Не успеете вы обойти городов Израилевых, как придет Сын Человеческий» (Мф 10:23). Когда Матфей заставляет Иисуса заявить, что судьба «Сына человеческого» предопределена Священным Писанием (Мф 26:24), основной источник, к которому он прибегает – это, разумеется, Книга пророка Даниила.

Матфей добавляет к повествованию еще два рассказа об Иисусе, встречающихся только у него, и довольно недвусмысленным образом отождествляет «Сына человеческого» с Иисусом. Первый из них – притча о суде, в которой все народы мира отделены друг от друга подобно тому, как пастух отделяет овец от козлов. В этой притче «Сын человеческий» приходит во славе в сопровождении ангелов, чтобы судить мир в последний день. «Овец» он зовет к себе, а «козлов» отправляет «в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф 25:31–46). Вторая прямая ссылка на образ «Сына человеческого» у Даниила дана у Матфея, в рассказе о воскресении Иисуса. У Матфея вознесшийся Христос беседует с учениками лишь однажды (28:16–20). В этом видении явившийся с небес Иисус объявляет: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле» – то есть он облечен в символы «Сына человеческого». Матфей готовит читателей к этому притязанию заранее: так, в 16-й главе Иисус у него говорит: «Придет Сын Человеческий во славе Отца Своего с ангелами Своими, и тогда воздаст каждому по делу его» (Мф 16:27) – еще одна ссылка на роль космического судьи, приписанную мессианской фигуре Книгой пророка Даниила. Матфей понимал Воскресение именно в этом контексте.

Лука, писавший позже Матфея и ориентировавшийся не столько на еврейские чаяния, сколько на более космополитический мир евреев диаспоры и прозелитов из язычников, тем не менее использует фразу «Сын человеческий» 27 раз. Самые поразительные примеры обнаруживаются в описании им конца света (главы 17 и 21), где личность, чье появление, как кажется, знаменует собой конец истории, названа «Сыном человеческим» – определение, которое Иисус у Луки явно прилагал к себе.

Иоанн использует фразу «Сын человеческий» только 13 раз, но для наших целей наиболее примечательна история слепорожденного, которому вернули зрение. Иисус, встретив этого человека, отлученного от синагоги, спрашивает его: «Веруешь ты в Сына Человеческого?» (Ин 9:1–37). Когда человек задает ответный вопрос: «А кто Он, Господи, чтобы я уверовал в Него?», Иисус говорит: «И видел ты Его, и Говорящий с тобою – это Он». В этой истории сверхъестественный «Сын человеческий», в чью задачу входит суд и возвещение Царства Божьего, соединен с ранней, не столь апокалипсической по характеру мессианской фигурой у Исаии – образом того, кто принесет людям мир и вернет их жизни цельность, заставив слепых видеть, глухих – слышать, хромых – идти, а немых – петь, как знак близости Царства.

Мессианство Иисуса, таким образом, толковали двояко. Он воспринимался как сверхъестественный «Сын человеческий», вершащий последний суд, но также и как источник исцеления здесь и сейчас. Его первое пришествие ознаменовалось целым рядом чудес исцеления, свидетельствовавших о скором наступлении Царства, но он же станет в последний день судьей, который окончательно установит Царство Божье. В обоих случаях была предпринята попытка найти язык достаточно всеохватывающий, чтобы описать тот опыт, который испытали люди в присутствии Иисуса.