Кодрат в своей работе обращался к императору Адриану и, следовательно, писал около 117 года н.э. или позже; однако под «нашими временами» он, скорее всего, имеет в виду не время составления своей книги, а более ранние годы своей жизни. Очевидно, он принадлежал к тому же поколению, что и Папий. Временной период, о котором он говорит, что люди, исцеленные Иисусом, в то время были еще живы — скорее всего, тот же конец I века, когда Папий собирал предания, в том числе — от двух еще живых учеников Иисуса. В это же время писали свои Евангелия Матфей и Лука. Однако важнее всего в словах Кодрата — не то, что некоторые люди, исцеленные Иисусом, дожили до его дней. Более важно его прямое указание на то, что на всем протяжении своей жизни, иногда много лет, люди, получившие от Иисуса исцеление или воскрешение, выполняли функцию очевидцев. В этом смысле он смотрит на исцеленных так же, как Папий — на учеников Иисуса; они связаны не только с возникновением евангельских преданий, но и с их передачей и деятельностью в раннехристианском движении. Как слова Папия относятся к тому времени, когда он собирал предания — так же, по–видимому, и слова Кодрата следует отнести не к тому времени, когда он писал свою книгу, но к более раннему периоду его жизни, когда он, без сомнения, слышал, что некоторые люди, над которыми Иисус творил чудеса, еще живы. В этом случае он говорит о том периоде, когда составляли свои Евангелия Матфей, Лука и Иоанн.
Скудость имен в рассказах об исцелениях даже у Марка заставляет предположить, что функцию очевидцев выполняли намного меньше исцеленных, чем полагает Кодрат; впрочем, весьма вероятно, что какие–то имена уже у Марка опущены. Однако Кодрат дает весьма вероятное объяснение некоторых имен, встречающихся во всех четырех канонических Евангелиях. Марк мог ожидать, что его читатели знают Вартимея — своего рода ходячее чудо, благодаря которому исцеление, совершенное Иисусом, было очевидно для всех, кто встречался с этим человеком, хорошо известным в церквах Иерусалима и Иудеи. Однако после его смерти и разрушения Иерусалима, когда палестинские иудео–христиане исчезли из поля зрения христиан вне Палестины, слава Вартимея, по всей видимости, рассеялась — и Матфей и Лука уже не видели необходимости упоминать его имя.
Яркие детали евангельских рассказов — литературный прием или реальные воспоминания?
От истории, рассказанной очевидцем, можно ожидать ярких визуальных или звуковых подробностей, не столь необходимых для сюжета. Разумеется, подобные детали не гарантируют, что мы имеем дело с рассказом очевидца — и порой из выразительных деталей в повествовании Марка ученые делали слишком далеко идущие выводы (особенно рассуждая об очевидце–Петре). Талантливый рассказчик с богатым воображением также способен украшать свое повествование живыми подробностями — и это может говорить лишь о писательском даре Марка. Вместе с тем свидетельство очевидца не обязательно содержит яркие детали. Независимо от того, исходят ли такие детали у Марка от его информантов — стоит обратить внимание на то, с какой готовностью выбрасывают их, стремясь сократить повествование Марка, Матфей и Лука. Это означает, выразительные подробности, переданные очевидцем и вставленные автором письменного текста в его работу, уже на следующем шаге с легкостью исчезали. Таким образом, подобные детали не представляют собой аргумента ни за, ни против свидетельства очевидцев. (Подробнее, со ссылками на исследования психологов, мы обсудим этот вопрос в главе 13.)
Тем не менее любопытно, что наиболее яркой детализацией отличаются некоторые истории, связанные с поименованными персонажами. Это воскрешение дочери Иаира (Мк 5:22–24а, 35–43), исцеление Вартимея (Мк 10:46–52), история Закхея (Лк 19:1–10), история Клеопы и его спутника (Лк 24:13–35). Последние три из этих четырех, несомненно, рассказаны с точки зрения поименованных персонажей. Если детали этих рассказов действительно представляют собой воспоминания, а не плод фантазии рассказчика — не приходится сомневаться, что это именно воспоминания Вартимея, Закхея и Клеопы (или его безымянного спутника). Воспоминания о воскрешении дочери Иаира, если они лежат в основе этой истории, могут с равной вероятностью принадлежать Петру, Иакову, Иоанну или матери девочки — но и самому Иаиру.