Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей

Временная последовательность двух стадий суда очевидна. Семь свидетелей несут свое свидетельство в период истории Иисуса, ученики вместе с Утешителем — в период Утешителя. Однако взаимоотношения между стадиями сложнее простой временной последовательности. Свидетельство Утешителя и учеников продолжает свидетельство Иисуса и открыто ссылается на него. История Иисуса является содержанием их свидетельства. Особая роль Любимого Ученика состоит, в числе прочего, в том, что он излагает свидетельство учеников в письменной форме, в виде Евангелия, и таким образом дает семи очевидцам возможность продолжать свое свидетельство. Ссылки на свидетельство Крестителя в Прологе и свидетельство Любимого Ученика в Эпилоге образуют изящное inclusio. Об обоих говорится, что они «свидетельствуют» — в настоящем времени (1:15; 21:24). Для Любимого Ученика это верно, поскольку его свидетельство, записанное на пергамене, продолжает свидетельствовать и будет свидетельствовать вплоть до второго пришествия; для Иоанна Крестителя — тоже верно, поскольку его свидетельство стало частью свидетельства Любимого Ученика. Inclusio указывает и на нечто очевидное в любом случае: то же верно для всех семи свидетелей. Письменное свидетельство Любимого Ученика объемлет все их свидетельства и позволяет им свидетельствовать и дальше. Разумеется, Евангелие интерпретирует их «показания»: то, что говорит в Евангелии Иоанн Креститель — несомненно, не простой пересказ того, что слышал от него (если слышал) в свое время Любимый Ученик. Однако для того, чтобы интерпретировать показания семи свидетелей, писание Любимого Ученика должно о них сообщать. Иначе временная последовательность двух стадий суда разрушится, и семь свидетельств станут лишь формами выражения свидетельства Любимого Ученика. Таким образом, тщательный отбор свидетелей в самом Евангелии ставит пределы творческой мысли Любимого Ученика как его автора: он должен заботиться о том, чтобы не противоречить собственному замыслу.

Прояснив таким образом мотив суда в Евангелии от Иоанна, мы видим, что в этом метафорическом контексте показания учеников вообще и Любимого Ученика в частности неминуемо должны содержать в себе реальный элемент рассказа о прошлом. Нет нужды выходить за пределы этого контекста, чтобы заметить, что в случае свидетельства Любимого Ученика само значение метафоры свидетельства требует, чтобы этот реальный элемент был достаточно значительным. Если речь идет о свидетельстве Любимого Ученика, нет причин полагать, что понимание этого свидетельства в Евангелии значительно расходится с историографическим понятием сообщений очевидца. Если это и делает свидетельство Любимого Ученика в каком–то смысле уникальным среди широкого круга понятий, охватываемого словом «свидетельство» в этом Евангелии, — такая уникальность не представляет собой какое–то вторжение в метафорическую структуру текста, но вытекает из самой ее логики.

Сравнение с Евангелием от Луки и Деяниями

Итак, вполне возможно, что в отношении свидетельства Любимого Ученика Четвертое Евангелие занимает одновременно и метафорически–богословскую (мотив вселенского суда), и историографическую позицию. Это предположение подтверждается, в первую очередь, сравнением с мотивом свидетельства в Евангелии от Луки и Деяниях Апостолов. В использовании этого мотива Лука и Деяния представляют собой замечательную параллель Четвертому Евангелию, хотя это редко замечают.