Читаем Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей полностью

Необходимо отметить: ни одна из ссылок Иринея на Иоанна не содержит никаких указаний на то, что речь идет об Иоанне, сыне Зеведееве. О жизни Иоанна до–Эфесского периода Ириней говорит лишь то, что он — Любимый Ученик из Евангелия от Иоанна. Кроме этого, у Иринея имеется пять неоспоримых ссылок на Иоанна, сына Зеведеева, связанных с его ролью в синоптических Евангелиях и в Деяниях. В двух ссылках на его роль в Евангелиях он всегда появляется с Петром и Иаковом: вместе они образуют некий внутренний круг в составе более широкого круга Двенадцати, особенно во время Преображения (Против ересей, 2.24.4)[1171] и во время служения Иисуса в целом (3.12.15). В остальных трех ссылках упоминается Иоанн вместе с Петром в повествовании Деян 3 (3.12.3 [bis]) и Деян 4 (3.12.5). Ничто в этих отрывках не наводит на мысль, что этот Иоанн — то же лицо, что Иоанн Эфесский, Любимый Ученик и автор Евангелия. Нет и никакого подчеркивания роли Иоанна, какого можно было бы ожидать, если бы Ириней видел в этих отрывках своего любимого и наиболее авторитетного евангелиста, с которым соприкасался всего лишь через одного посредника, своего глубоко почитаемого наставника Поликарпа. Иоанн, сын Зеведеев, в группе из трех человек называется последним (Петр, Иаков, Иоанн), а как спутник Петра — всегда уступает Петру активную роль в повествовании. То же самое можно сказать и о единственной у Иринея ссылке на «сынов Зеведеевых» (1.21.2), хотя в этом случае он просто цитирует то, что говорят его противники–гностики. Стоит добавить, что ни в одном упоминании Иоанна, сына Зеведеева, Ириней не применяет к нему характерного эпитета автора Евангелия от Иоанна — «ученик Господень».

Этот эпитет Ириней использует в девятнадцати из пятидесяти трех случаев, когда называет Иоанна по имени (см. таблицу 16), и еще в двух случаях именует его просто «учеником Господним», причем контекст ясно указывает, что речь идет об Иоанне (3.11.3). [Еще один раз, при обсуждении Евангелия от Иоанна, он называет Иисуса «Иоанновым Учителем» (1.9.2).] Ни разу Ириней не применяет определение «ученик Господень» ни к кому, кроме Иоанна[1172]. Он часто говорит об «учениках Иисуса» (обычно о Двенадцати) в контексте его служения, но после воскресения Иисуса начинает именовать их «апостолами». Один раз он использует этот термин в применении к другим членам Иерусалимской церкви, перефразируя Деян 4:23 (Петр и Иоанн «пришли к своим») таким образом: «Они вернулись к прочим своим сотоварищам–апостолам и ученикам Господним, то есть к церкви» (3.12.5)[1173].

Определение «ученик Господень», очевидно, служит не включению Иоанна в определенную группу, а его выделению. Оно передает его особую близость к Иисусу, как историческую — во время Иисусова служения, так и богословскую — в его Евангелии[1174]. Возможно, это, как и современный термин «Любимый Ученик», сокращение громоздкого евангельского определения: «Ученик, которого любил Иисус»[1175]. Постоянное использование этого эпитета, видимо, восходит к кому–то из источников Иринея, возможно, к Поликарпу[1176]. У Папия в сохранившихся фрагментах его труда мы этого определения не встречаем. Папий называет «учениками Господними» во множественном числе всех учеников Иисуса (как апостолов, так и других, например, Аристиона), в том числе и Иоанна; мы уже видели, что Канон Муратори, по–видимому, следует ему, называя Иоанна «одним из учеников» (а Андрея — «одним из апостолов»). В качестве отличительного эпитета для Иоанна, дожившего до его времени, Папий использует термин «Старец». Нетрудно понять, почему это определение (засвидетельствованное только у Папия) не могло сохраняться после смерти Иоанна. Этот термин не отличает Иоанна от тех, кого называет «старцами» Ириней — христианских вождей, знавших Иоанна, которые сами не были учениками Иисуса[1177], и даже от обычных «пресвитеров» каждой церкви. Но термин «ученик Господень» помещает Иоанна в общество личных учеников Иисуса и намекает на некие уникальные отношения евангелиста с Иисусом. Для членов Эфесской церкви и вообще церквей провинции Азия «учеником Господним» был именно их Иоанн, покоившийся на груди Иисуса и написавший в Эфесе свое Евангелие. Такое словоупотребление, как видно, не ограничивалось Азией — мы встречаем его (в применении к автору Евангелия от Иоанна) у валентинианского учителя Птолемея (по Иринею, Против ересей, 1.8.5)[1178], бывшего, по–видимому, вождем валентиниан в Италии в середине или второй половине II века[1179]. Однако, по всей видимости, определение «Иоанн, ученик Господень» возникло и было широко распространено именно в Азии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Архетип и символ
Архетип и символ

Творческое наследие швейцарского ученого, основателя аналитической психологии Карла Густава Юнга вызывает в нашей стране все возрастающий интерес. Данный однотомник сочинений этого автора издательство «Ренессанс» выпустило в серии «Страницы мировой философии». Эту книгу мы рассматриваем как пролог Собрания сочинений К. Г. Юнга, к работе над которым наше издательство уже приступило. Предполагается опубликовать 12 томов, куда войдут все основные произведения Юнга, его программные статьи, публицистика. Первые два тома выйдут в 1992 году.Мы выражаем искреннюю благодарность за помощь и содействие в подготовке столь серьезного издания президенту Международной ассоциации аналитической психологии г-ну Т. Киршу, семье К. Г. Юнга, а также переводчику, тонкому знатоку творчества Юнга В. В. Зеленскому, активное участие которого сделало возможным реализацию настоящего проекта.В. Савенков, директор издательства «Ренессанс»

Карл Густав Юнг

Культурология / Философия / Религиоведение / Психология / Образование и наука
Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение
Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

Это одно из лучших на сегодняшний день введений в Ветхий Завет. Известный современный библеист рассматривает традицию толкования древних книг Священного Писания в христианском контексте. Основываясь на лучших достижениях библеистики, автор предлагает богословскую интерпретацию ветхозаветных текстов, применение новых подходов и методов, в особенности в исследовании истории формирования канона, риторики и социологии, делает текст Ветхого Завета более доступным и понятным современному человеку.Это современное введение в Ветхий Завет рассматривает формирование традиции его толкования в христианском контексте. Основываясь на лучших достижениях библейской критики, автор предлагает богословскую интерпретацию ветхозаветных текстов. Новые подходы и методы, в особенности в исследовании истории формирования канона, риторики и социологии, делают текст Ветхого Завета более доступным и понятным для современного человека. Рекомендуется студентам и преподавателям.Издание осуществлено при поддержке организации Diakonisches Werk der EKD (Германия)О серии «Современная библеистика»В этой серии издаются книги крупнейших мировых и отечественных библеистов.Серия включает фундаментальные труды по текстологии Ветхого и Нового Заветов, истории создания библейского канона, переводам Библии, а также исследования исторического контекста библейского повествования. Эти издания могут быть использованы студентами, преподавателями, священнослужителями и мирянами для изучения текстологии, исагогики и экзегетики Священного Писания в свете современной науки.

Уолтер Брюггеман

Религиоведение / Образование и наука
История Тевтонского ордена
История Тевтонского ордена

Немецкому ордену Пресвятой Девы Марии, более известному у нас под названием Тевтонского (а также под совершенно фантастическим названием «Ливонского ордена», никогда в истории не существовавшего), в отечественной историографии, беллетристике и кинематографии не повезло. С детства почти всем запомнилось выражение «псы-рыцари», хотя в русских летописях и житиях благоверных князей – например, в «Житии Александра Невского» – этих «псов» именовали куда уважительней: «Божии дворяне», «слуги Божии», «Божии ритори», то есть «Божии рыцари». При слове «тевтонский» сразу невольно напрашивается ассоциативный ряд – «Ледовое побоище», «железная свинья», «колыбель агрессивного прусско-юнкерского государства» и, конечно же, – «предтечи германского фашизма». Этот набор штампов при желании можно было бы продолжать до бесконечности. Что же на самом деле представляли собой «тевтоны»? Каковы их идеалы, за которые они готовы были без колебаний отдавать свои жизни? Пришла наконец пора отказаться от штампов и попытаться трезво, без эмоций, разобраться, кто такие эти страшные «псы-рыцари, не похожие на людей».Книга издана в авторской редакции.

Вольфганг Викторович Акунов

Культурология / История / Религиоведение / Образование и наука