Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей

(3) Употребление патронимов вместо имен. Патроним мог занять место личного имени. Такое встречалось достаточно часто[184]. Например, на черепках Масады мы находим упоминания Бар Симона, Бар Хильгая, Бар Иешуа, Бар Кеса, Бар Хануна, Бар Харша, Бар Бенайю, Бар Хаггая, Бар Халафта, Бар Иасона, Бар Пинхи, Бар Левия и других[185]. Стоит отметить, что во многих подобных случаях (хотя, разумеется, не во всех) имя отца оказывается необычным или даже редким. В таких случаях, особенно когда собственное имя субъекта достаточно обычно (и особенно — если рядом не упоминаются его братья), патроним более эффективен для идентификации этого человека.

В Евангелиях мы встречаемся с этим феноменом в случаях Вараввы (= сын Аввы) и Вартимея (= сын Тимея). Последнее имя Марк объясняет для своих грекоязычных читателей: «Вартимей, сын Тимея» (Мк 10:46). Это именно пояснение — разумеется, его никогда не называли «Вартимей, сын Тимея» (= Вартимей Вартимей!) Тимей — греческое имя; это единственный случай, когда мы встречаем его в контексте иудейской Палестины[186]. У нас нет причин подвергать сомнению аутентичность этого имени или считать его прозвищем, поскольку случаев единичного использования греческих имен среди палестинских иудеев достаточно много. В этом случае, по–видимому, именно редкость имени стала причиной того, что сына Тимея окружающие называли не собственным именем, а патронимом.

Варавва и Вартимей — примеры того, что Илан называет «уникальной новозаветной транслитерацией», в которой арамейское «бар» или «вар» (сын) становится частью имени[187]. Другие примеры — Варфоломей, Вариисус, Вариона, Варсава. По–видимому, эта форма используется в случаях, когда патроним (будь то настоящий патроним или прозвище, как в случаях Варнавы и Варсавы) функционирует как личное имя и используется для идентификации субъекта самостоятельно, независимо от его личного имени. В других случаях арамейское «бар» переводится. Перед нами убедительный пример близости имен в Евангелиях и Деяниях к ономастическим формам, принятым у палестинских иудеев.

(4) Добавление имен мужа или сыновей. К имени замужней женщины или вдовы могла добавляться отсылка к ее мужу[188] или сыновьям[189]. В греческом тексте Нового Завета мы встречаем сокращенную форму: «Мария Клеопова» (Ин 19:25) и «Мария Иаковлева» (Лк 24:10); здесь опущены указания на характер родственных отношений (в первом случае, по–видимому, жена, во втором — определенно мать), очевидный для тех, кто этих женщин знал. Одна из евангельских героинь известна нам только по своему отношению к мужу и сыновьям: «мать сыновей Зеведеевых» (Мф 20:20; 27:56). Сходным образом, некоторые женщины оставались безымянными даже на надгробиях[190].

(5) Добавление прозвища. Прозвища бывали очень разнообразны. Иногда это были ласковые наименования, иногда — указания на какие–то физические характеристики или дефекты. Вот евангельские примеры прозвищ вместе с именами: «Иаков меньший (tou mikrou)» (Мк 15:40), «Симон прокаженный» (Мф 26:6, Мк 14:3), «Иоанн Креститель». Прозвище Иакова часто понимается в сравнительном смысле — то есть что он был меньше или младше какого–то другого Иакова, и многие переводы следуют этой неверной интерпретации. На самом деле речь, возможно, идет всего лишь о том, что он был невысок ростом. Современная параллель этому прозвищу — надпись на надгробии греческими буквами Salôna katana: первое — форма очень распространенного женского имени Саломея, второе — транслитерация еврейского слова «маленький»[191]. Еще одна надгробная надпись, сделанная еврейским алфавитом, относится к «Гаю маленькому»: «маленький» здесь — возможно, вариант греческого слова nanos, то есть «карлик»[192]. Более поздние примеры — «Иосе маленький» [греч. «ho mikkos» (sic!)] и «Домника маленькая (греч. hë mikra) из Бет–Шеарим»[193]. (Возможно, прозвище «маленький» иногда носили и очень высокие люди — как Маленький Джон в легендах о Робин Гуде.)

«Симон прокаженный», по всей видимости, страдал кожным заболеванием, а затем от него исцелился — может быть, с помощью Иисуса. Если бы он страдал проказой[194] в то время, о котором рассказывает Марк, то не мог бы принимать у себя в доме гостей. По–видимому, определение «прокаженный» прилипло к нему и стало прозвищем; возможно, впрочем, что он никогда и не болел кожной болезнью, а просто был чем–то похож на прокаженного. Сравним с прозвищами двоих предков Иосифа Флавия: «Симон заика» и «Матфий горбун» (видимо, называемый так с целью отличить его от отца, тоже Матфия; см. Жизнь, 3.4).