Читаем Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей полностью

Исследовав эпитеты в списках Двенадцати, мы можем заключить, что в этих списках тщательно сохранялись не только личные имена, но и эпитеты, позволявшие отличать членов группы Двенадцати друг от друга и от других людей из их круга[291]. Эти списки демонстрируют не безразличие к тому, кто в действительности был членом группы Двенадцати, а прямо обратное: огромное внимание к точному воспроизведению не только имен, но и того, как называли их в их собственной среде во время служения Иисуса и позднее, в древней церкви. Трудно объяснить этот феномен какой–либо иной гипотезой, кроме той, что Двенадцать были официальными очевидцами и гарантами истинности евангельских преданий. Неверно, что многие из них были забыты: предание запомнило их всех, поскольку каждый из них был важен как свидетель.


Примечание о Матфее и Левин

Я уже показал, что в свете имеющихся ономастических данных отождествление Фаддея с Иудой Иаковлевым выглядит весьма вероятным. Однако идентификацию Матфея с Левием Алфеевым[292] — традиционную гармонизацию, связанную с параллельными отрывками Мф 9:9 (о Матфее) и Мк 2:14 (о Левин), — основываясь на тех же ономастических данных, следует признать невозможной.

Историю призвания Левия, сына Алфея, Марк рассказывает в 2:14 (Лука воспроизводит этот рассказ в 5:27, называя этого человека просто Левием), а Матфея, без всяких уточнений, упоминает в списке Двенадцати. Ясно, что сам Марк не считал этих двоих одним и тем же человеком. Учитывая другие детали, упомянутые Марком в списке Двенадцати, он обязательно уточнил бы, что Матфей и Левий — одно лицо, если бы так думал[293]. Однако это еще не решает вопрос окончательно: ведь Марк мог извлечь рассказ о Левин и список Двенадцати из разных источников и не знать, что Левий и Матфей — одно лицо.

Но, если бы Левий и Матфей были одним лицом, мы столкнулись бы с не имеющим параллелей феноменом: палестинским иудеем, носившим два популярных семитских имени (Матфей: девятое по распространенности, 62 упоминания; Левий: семнадцатое по распространенности, 25 упоминаний). Подобный случай резко отличается как от одновременного ношения семитского и греческого / латинского имен, так и от одновременного использования имени и прозвища или фамилии[294].

Среди палестинских иудеев этого периода единственные примеры, в которых можно заподозрить одновременное употребление двух семитских имен, следующие: (1) на одном черепке из Масады — Симон (Simô[295] еврейским алфавитом) с дополнительным именем Бенайя[296]; (2) в юридическом документе из архива Бабаты — Иосиф с дополнительным именем Забуд (Zaboudo[u] греческим алфавитом)[297]; (3) у Епифания (Панарион, 42) лидер иудейской секты носит имя Иуда с дополнительным именем Аддан или Аннан[298]; (4) храмовый служитель в списке служителей в «Мишне» (Шекалим, 5:1) называется «Петахия, также Мордекай»; (5) Техина, сын Периши, в «Сифре Второзакония», 240 назван тем же человеком, что и Элеазар бен Динай[299]. По поводу этих примеров необходимо заметить, прежде всего, что во всех них, кроме одного, очень распространенное семитское имя (Симон, Иосиф, Иуда или Элеазар) сочетается с относительно необычным (если только в третьем случае мы не читаем вместо «Аддан» — «Аннан»). Именно этого и следовало ожидать в случае, если такой феномен вообще возможен: редкое второе имя помогает отличить своего носителя от его тезок по первому, распространенному имени. В этом отношении приведенные случаи резко отличаются от случая человека с двумя популярными семитскими именами — Матфей и Левий.

Однако все пять приведенных примеров довольно сомнительны. (3) и (5) исходят из поздних и недостоверных источников. Список храмовых служителей в «Мишне», откуда взят пример (4), сам по себе кажется вполне надежным, однако информация, что Петахию звали также Мордекаем, содержится в приписке, в которой поясняется, что имя Петахия (очень редкое) является прозвищем. Поэтому данный пример трудно считать надежным. В примере (2) имя Забуд, несомненно, семитское и упоминаемое в Библии [Езд 8:8 (в Синодальном переводе Зевадия. — Прим. пер.)], было популярно и у других семитских народов: оно встречается в Пальмире, Идумее, Набатее, Египте. В этом случае (второе имя деда первого мужа Бабаты) оно могло восприниматься как набатейское, а не еврейское, и еврей, живущий в Набатее, мог взять его себе таким же образом, как другие евреи принимали вторые греческие или латинские имена. Наконец, в (1) сочетание bпу` может означать не имя Бенайя, а прозвище, данное Симону по роду занятий: «строитель»[300]. Или же это могло быть прозвище, данное в честь знаменитого военачальника царя Давида.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Архетип и символ
Архетип и символ

Творческое наследие швейцарского ученого, основателя аналитической психологии Карла Густава Юнга вызывает в нашей стране все возрастающий интерес. Данный однотомник сочинений этого автора издательство «Ренессанс» выпустило в серии «Страницы мировой философии». Эту книгу мы рассматриваем как пролог Собрания сочинений К. Г. Юнга, к работе над которым наше издательство уже приступило. Предполагается опубликовать 12 томов, куда войдут все основные произведения Юнга, его программные статьи, публицистика. Первые два тома выйдут в 1992 году.Мы выражаем искреннюю благодарность за помощь и содействие в подготовке столь серьезного издания президенту Международной ассоциации аналитической психологии г-ну Т. Киршу, семье К. Г. Юнга, а также переводчику, тонкому знатоку творчества Юнга В. В. Зеленскому, активное участие которого сделало возможным реализацию настоящего проекта.В. Савенков, директор издательства «Ренессанс»

Карл Густав Юнг

Культурология / Философия / Религиоведение / Психология / Образование и наука
Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение
Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

Это одно из лучших на сегодняшний день введений в Ветхий Завет. Известный современный библеист рассматривает традицию толкования древних книг Священного Писания в христианском контексте. Основываясь на лучших достижениях библеистики, автор предлагает богословскую интерпретацию ветхозаветных текстов, применение новых подходов и методов, в особенности в исследовании истории формирования канона, риторики и социологии, делает текст Ветхого Завета более доступным и понятным современному человеку.Это современное введение в Ветхий Завет рассматривает формирование традиции его толкования в христианском контексте. Основываясь на лучших достижениях библейской критики, автор предлагает богословскую интерпретацию ветхозаветных текстов. Новые подходы и методы, в особенности в исследовании истории формирования канона, риторики и социологии, делают текст Ветхого Завета более доступным и понятным для современного человека. Рекомендуется студентам и преподавателям.Издание осуществлено при поддержке организации Diakonisches Werk der EKD (Германия)О серии «Современная библеистика»В этой серии издаются книги крупнейших мировых и отечественных библеистов.Серия включает фундаментальные труды по текстологии Ветхого и Нового Заветов, истории создания библейского канона, переводам Библии, а также исследования исторического контекста библейского повествования. Эти издания могут быть использованы студентами, преподавателями, священнослужителями и мирянами для изучения текстологии, исагогики и экзегетики Священного Писания в свете современной науки.

Уолтер Брюггеман

Религиоведение / Образование и наука