Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей

Все это очень напоминает роли Петра и Любимого Ученика в Евангелии от Иоанна. И Любимый Ученик, и Порфирий изображают себя более глубоко вникшими в суть учения их учителей, чем «общепризнанные» главные ученики и свидетели — соответственно, Петр и Амелий. Оба пишут, что учителя поручили им распоряжаться после своей смерти их наследством: Порфирию — как редактору и издателю сочинений Плотина, Любимому Ученику — как свидетелю, который должен изложить учение Иисуса письменно. Возможно даже, что, как в Евангелии от Иоанна, inclusio Петра обрамлено другим inclusio, относящимся к Любимому Ученику, — так и в «Жизни Плотина» Порфирий обрамляет inclusio, указывающее на важную роль Амелия, упоминаниями о самом себе. Последнее «я, Порфирий» появляется у него в §23 в связи с тем, что он, как и Плотин, переживал опыт соединения с Единым. Это единственное появление его имени вслед за последним упоминанием имени Амелия в §22, и связано оно с истолкованием Аполлонова прорицания, полученного Амелием. Амелий получил прорицание — но только Порфирий правильно его понял! Однако, что касается первого упоминания имени Порфирия, идущего перед именем Амелия — за таковое приходится признать имя автора на титульном листе. Возможно, так оно и есть, однако это требует проверки. Практика помещения заглавия книги в начале свитка — достаточно позднее изобретение[385].

Марк Эдварде полагает, что «Жизнь Плотина» «задумана как языческое евангелие, в герое которого, как в Христе Четвертого Евангелия, обитает божество»[386]. Иными словами, Порфирий, примерно в одно время с «Жизнью Плотина» написавший пятнадцать книг «Против христиан», сознательно изобразил Плотина как языческую альтернативу воплощенному богу христианства. Его Плотин — не просто богоподобный философ, но бог, обитавший во плоти среди людей, подобно Христу у Иоанна[387]. Христианство, с которым он борется, становилось все более серьезным противником для такой философии, в какую Порфирий (даже более, чем сам Плотин) старался превратить платонизм. Еще одна книга того же времени, написанная Соссианом Гиероклом, противопоставляла деяниям Иисуса Христа деяния Аполлония Тианского и вызвала ответ со стороны христианского богослова и историка Евсевия Кесарийского[388]. Товарищ Порфирия по философским занятиям Амелий восторженно отзывался о прологе к Евангелию от Иоанна, видимо, давая ему неоплатоническую интерпретацию (Евсевий, Praeparatio Evangelica, 11.19.1; Августин, Civitas Dei 10.29). Порфирий вряд ли был с ним согласен — однако не мог не знать Евангелия; к тому же он писал в то время, когда «стало как никогда модно подавать жизнеописания мыслителей в апологетических или полемических тонах»[389].

Вполне возможно, что указанные нами параллели между «Жизнью Плотина» и Евангелиями введены Порфирием сознательно[390]. Верно ли, что свое inclusio очевидца он также ввел по образцу Евангелий? Мы не можем быть в этом уверены: однако, если это так — это подтверждает наше мнение, что Порфирий заметил эту черту Евангелий. А последнее более вероятно, если этот литературный прием часто использовался при составлении биографий и был ему известен.

Заключение

Ученые часто высказывают мнение, что авторы Евангелий не могли придавать большое значение свидетельствам очевидцев, поскольку не указывают имена очевидцев в связи с теми или иными преданиями. В предыдущих главах мы показали, что присутствие в евангельских рассказах некоторых личных имен указывает на очевидцев, имена которых предание связывало с той или иной историей. Кроме того, мы привели аргументы в пользу того, что список двенадцати апостолов, тщательно сохраненный и воспроизведенный во всех синоптических Евангелиях, представляет собой перечисление официальной «коллегии» очевидцев, формирующей и распространяющей основной корпус евангельских преданий, из которого и взята большая часть содержания Евангелий.

В этой главе мы показали, что три из четырех Евангелий — от Марка, от Луки и от Иоанна — используют историографический принцип, согласно которому, наиболее авторитетным очевидцем является тот, кто присутствовал при описываемых событиях с начала и до конца и, следовательно, может поручиться за достоверность как общей последовательности событий, так и ключевых моментов. Этот принцип объясняет особое значение Двенадцати, а также других учеников, бывших с Иисусом на протяжении большей части его служения. В соответствии с этим, в этих трех Евангелиях используется литературный прием, названный нами «inclusio свидетельства очевидца». Такой же прием встречается в двух позднейших греческих жизнеописаниях, у Лукиана и Порфирия, что придает дополнительный вес идентификации inclusio очевидца в трех Евангелиях. Эти два произведения, хотя и более поздние, чем