Иисус, или Смертельная тайна тамплиеров

«Item, они отрицают воплощение Господа Нашего Иисуса Христа в лоне Марии, оставшейся девой, и утверждают, что он не обрел подлинного человеческого тела, ни подлинной человеческой плоти, каковую имеют другие люди в силу их человеческой природы, что не страдал он и не умер на кресте, что не воскрес он из мертвых, что не вознесся он на небо в человеческом теле и во плоти, но что все это произошло фигурально!..»

(«Item, incarnationem Domini Ihesu Christi ex Maria semper virgine, asserentes ipsum non habuisse verum corpus humanum nec veram carnem hominis sicut habent ceteri homines ex natu-ra humana nec vere fuisse passum ac mortuum in cruce nec vere resurrexisse a mortuis nec vere ascendisse in celum cum corpore et carne humana, sed omnia in similitudine facta fuisse!..»)

Причину этой осторожности в изложении ответов легко понять. Ведь зафиксировать и передать подлинное мнение «совершенных» об Иисусе из Назарета значило свести на нет всю очистительную работу, проделанную отцами церкви и монахами-переписчиками. Это-то и объясняет, почему до нас дошло так мало полных протоколов допроса «совершенных». Что касается допросов простых «верующих», незнакомых с доктриной в целом, они имели гораздо меньше значения. Но истина выглядит совсем иначе.

В самом деле, во времена, когда начался крестовый поход, все рыцари Тулузского графства, вассалы графов Фуа и Транкавелей — виконтов Безье, если не приняли «consolamentum»[10] катарских «совершенных», в большинстве своем были «верующими». Надо ли в их число уже включать тамплиеров тех краев, учитывая их странную позицию во время крестового похода? Этот вопрос еще мало прояснен,

Как бы то ни было, вассалы графов Фуа и виконтов Безье давали приют «совершенным», позволяли проводить у себя тайные собрания и порой на смертном ложе принимали «consolamentum». Женщины, более смелые и более пылкие, не дожидались последнего часа, чтобы облачиться в знаменитое черное платье «совершенных», — тексты допросов инквизиции недвусмысленно дают это понять. И семьи знати, находящейся в вассальных отношениях к графам Фуа и виконтам Безье, Транкавели, Фанжо, Лораки, Мирпуа, Дюрбаны, Сессаки, Шатовердены, де л'Иль-Журдены, Кастельбоны, Ньоры, Дюрфоры, Монреали, Мазеролли, де Термы, Минервы, Пьерпертюзы и пр., если упоминать только основных, все насчитывали в своих рядах «переодетых еретиков», к которым относился и их сюзерен Раймунд VII, граф Тулузский. Судите сами.

Прежде всего он был буквально окружен еретиками. Притом он не испытывал никаких комплексов в отношении привилегий католической церкви и ее клириков, что приведет в ужас Петра из Во-де-Сернея, чрезвычайно благочестивого хрониста крестового похода.

Так, например, сеньор, обладавший правом юрисдикции в Памье, и все остальные были «верующими» или сочувствовали им.

Но Раймон-Роже, граф Фуа, имея «совместное владение» с аббатом Сент-Антонена, с особым ожесточением делал все, чтобы отбить у того охоту держать этот фьеф и заставить отказаться от него. Так, он разрешил двум рыцарям своей свиты поместить их престарелую мать в аббатство. Но поскольку эта женщина была известной «совершенной», монахи Сент-Антонена ее бесцеремонно прогнали, как зачумленную. Увидев это, один из братьев перерезал горло канонику, ударившему его мать, и сделал это прямо на алтаре. Далее оба рыцаря привлекли к этому внимание Раймона-Роже, он приехал в Сент-Антонен с воинами и офицерами, изгнал аббата и каноников и велел частично разрушить часовню, дортуар и трапезную, чтобы превратить аббатство в укрепленный дом.

Во время неизбежного разграбления часовни воины разломали распятие из твердого дерева и сделали из его рук и ног ступки, чтобы толочь приправы для своих трапез. На другой день рыцари свиты Раймона-Роже отцепили от креста изображение Иисуса в натуральную величину, надели на него кольчугу и сделали мишенью для конной забавы, называемой «квинтина», игры с оружием для благородных оруженосцев и рыцарей, при каждом удачном ударе крича ему, чтобы он «расплатился».

«Квинтиной» называли деревянный манекен на поворотной оси, вставленной в основание; к вытянутой правой руке манекена прикрепляли турнирный щит, а к левой, тоже вытянутой, привязывали длинную и прочную жердь. Если боец в галопе наносил неудачный удар копьем в щит манекена и не успевал вовремя пригнуться к шее коня, манекен поворачивался от удара и оглоушивал незадачливого всадника дубиной по шее или по хребту.