Иисус. Картины жизни

Так Иисус внутренне заново проживал Священную историю. По той борьбе с искушениями в пустыне, когда Он изречениями из пятой книги Моисея решительно отвергал домогательства врага, можно заключить, что в юности Он мысленно в молитвах проделал вместе с Израилем весь путь его Исхода, сказав на его прегрешения себе: «Во Мне Израиль сделается другим». И если Бог, наставляя израильтян на день Страшного суда, говорит им через пророка Исаию (26:20): «Пойди, народ Мой, войди в покои твои и запри за собой двери твои (как в ту ночь, когда ангел смерти прошел по Египту), доколе не пройдет гнев», то, как следует из Евангелия от Матфея (6:6), Иисус отнес это наставление ко всем временам.

Но Его прочтение Священного Писания все же отличалось от нашего. Благодаря Своему внутреннему единству с Отцом Вечным или единству Отца с Ним, Ему удавалось живее проникаться далеким прошлым, высвечивая для Себя картины давно минувших дней, рисуемых обычно лишь немногими штрихами. Насколько ясно виделась Ему, к примеру, вся патриархальная эпоха, можно судить только по одной фразе: «Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы» (Лк 20:38).

И это, поначалу не столь отчетливо осознаваемое родство с Богом, но тем сильнее подтверждавшее свою реальность в подсознательном, обнаруживает себя именно в той чудесной свободе и естественности, с которой Он от писаных законов Творца восходит к Его неписаным законам, обязывающим, к примеру, не разводиться с женой (Мф 19:3) и любить своих врагов (Мф 5:45).

Разве не наблюдаем мы это и в Его отношении к природе? В том, как Он взирает на Божьи создания, например, на лилии, не отождествляя с ними «их одежду», сколь глубоко задумывается над изменчивой судьбой семени и т. д., мы замечаем чуткость, теплоту материнской любви, свидетельствующую о внутренней взаимосвязи всего живого, напоминающую Ему о Его родстве с Творцом. Он чувствует, что Его Отец любит Свои Создания, Своих «детей» в широчайшем смысле этого слова, что Он предан им и с любовью заботится о них, стараясь всех накормить и одеть в достойные одежды. Говоря о Творении, Он пользуется притчами, но не как наглядными примерами, рисующими в нашем воображении великие замыслы Бога. В них Он раскрывает перед нами мудрость Своего Отца, как бы образ Его мышления, те великие принципы, которые в своем единстве пронизывают все сферы бытия – от низших ступеней до высоких сфер духа, так что на низших отражаются законы высших ступеней. Именно закон становления, закон развития и роста, столь наглядно раскрывающийся в растительном мире, и дал Ему впоследствии ясное, отрадное видение будущей истории Царства Небесного, когда Он все отчетливее понимал, как трудно будет Ему проявиться на Земле.

Обширные знания об истории и устройстве мира, накопленные Древней Грецией и Римом, пестрота бесчисленных дел и мыслей, лишенных высшего водительства, а потому бесполезных для той великой цели, – все это отчасти по воле провидения, отчасти намеренно выпускалось из Его внимания. И Он возрастал, довольствуясь лишь крохами образования, пребывая в святой простоте и сосредоточиваясь исключительно на одном — на человеке в его предстоянии Богу, человеке, обремененном великой задачей, находящемся в бедственном положении и ожидающем спасения, и на том, что открывало Ему Священное писание, – на откровениях Бога и Священной истории.

Внутренняя жизнь

Стремясь постичь Его внутреннюю жизнь в то безмятежное время, зададимся прежде одним немаловажным вопросом: «Осознавал ли Он Себя единородным Сыном Бога, сошедшим с Небес ради искупления грехов мира? Намеренно ли Он до тридцати лет оставался ремесленником и лишь потом публично открылся как Спаситель?» Обычно именно так и считают, но такое мнение вызывает у меня некоторое сомнение. Возможно, мать и намекала Ему, что с Ним и с Его личностью все обстоит не так просто, что Он «спасет людей Своих от грехов их» (Мф 1:21) и что «даст Ему Господь Бог престол Давида, Отца Его» (Лк 1:32). Ее слова находили необычный отклик в Его сердце, вызывая в нем неясную тоску и какие-то предчувствия. Но вот услышал ли Он от нее тайну Своего происхождения, сказать трудно, и о той надежде, которую Его мать возлагала на Него, Он, скорее всего, думал со священным трепетом и не без робости.