Тем более должны мы ценить, что Христос побеждает эти горестные для нас обстоятельства и создает нечто новое в жизни тех, кто Ему доверяют свою жизнь. Перед Второй мировой войной посещал меня иногда заключенный из исправительного дома, их тогда отпускали из заключения на честное слово. Этот человек большую часть своей жизни провел в тюрьме. Он был рецидивист. Вся жизнь его была разрушена. Это был духовный калека. При одном из таких посещений он сказал мне: «Я больше не гожусь для свободной жизни. Я доволен, когда я опять в своей камере в тюрьме». Христос вошел в его жизнь. Его тюремная камера превратилась в тихую келью отшельника старых времен. Присутствие Христа создавало атмосферу в ней. С внешней стороны жизнь этого человека была разбита, но Христос делал в ней чудную работу. В этой камере воцарился мир Божий.
Прошли годы, и я ничего не слышал об этом человеке. Случайно он не был умертвлен в газовой камере, как это случалось в эпоху Гитлера с людьми, признанными негодными для жизни. По окончании войны я посетил большое религиозное собрание и к моему удивлению нахожу там моего старого друга из тюрьмы. Оба мы были в неописуемой радости от этой встречи. Теперь передо мною был уже человек с белыми волосами. В доме, где он жил, он был доброй душой. От него исходила мирная атмосфера. Над ним уже не господствовала злая сила, несмотря на то, что он в себе носил такую тяжелую наследственность. Христос оказался сильнее. Он, который в сущности для жизни был непригоден, был ценен для всей окружающей его среды. В его лице как бы отражался мир Христовый. Христос взял его тесно в Свое общество и продолжал Свою работу над ним до самой смерти. Он послужил для меня наглядным живым поучением, как Христос побеждает тот закон, о котором идет речь в Рим. 7, 21.
Рим. 7, 21 (В этом месте автор Шнепель берет перевод не Лютера, как в предыдущей главе, но Теодора Цана, который так звучит: «Итак, я нахожу закон хорошим и хочу его исполнять, так как я склонен делать злое (плохое)».
Этот перевод труднее для понимания и вероятно правильнее. Так эту фразу понимали первые христиане. Но вероятно из-за трудности понимания, его упростили и представили в той форме, как мы читаем в предыдущем переводе (т. е. переводе Лютера, совпадающем с русским переводом). В том переводе только повторяется то, что Павел уже много раз сказал, и не дается ясно понять, что Павел хочет сделать вывод из предыдущих фраз. Из того разлада, который мы видим во всем нашем существе, Павел делает поразительный вывод, что закон Божий, как добрый и спасительный, именно тем подтверждается, что в нас живет желание делать противоположное требованиям закона. Именно та жуткая хитрость, с которой все дурное навязывается на нас и тянет вниз, доказывает нам, что закон Божий является самым лучшим, что существует на свете.
Но не для каждого закон оказывается высшею ценностью, а лишь для того, кто его любит и хочет исполнять, как это было с Павлом. Ведь ой хотел только точно исполнять волю Божию. Но невозможность осуществить закон в своей жизни еще не означает для Павла, что закон плох. Наоборот, Павел подтверждает, что закон хорош и ценен. В настоящее время дело обстоит совершенно иначе. Мы находимся в периоде полного разложения закона. Все нравственные устои пошатнулись. Для масс Бог не существует, а следовательно и Его закон. Там, где три поколения тому назад был еще воинственный атеизм, стал на его место теперь практический атеизм, для которого ничто духовное больше не существует. Нигилизм распространяет свое господство, но не как живое мировоззрение, но как погашение духовной жизни.
При таком положении вещей разлад между законом Бога и законом греха вообще не ощущается. Таким образом в сущности вся человеческая жизнь так опошлена, что то немногое, что от нее еще осталось, нужно назвать не жизнью, а прозябанием. Ввиду такой духовной катастрофы, кой-кому приходит в сознание, что это было бы великим делом со стороны Бога, если бы Он явственно дал бы нам почувствовать всю глубину нашего разлада по отношению к Его закону. Но в таком случае этот самый разлад был бы подарком свыше, если бы хоть приблизительно, как у Павла, дал бы осознать всю глубину нашего падения. Только тогда человек начинает по-настоящему жить, хотя он сам как будто бы уничтожил закон Божий. Он начинает жить духовно, когда разлад между жизнью и законом доходит до его сознания.
Наше истинное положение не может быть скрыто от наших глаз атеизмом и нигилизмом. Точно так же иллюзией является та форма благочестия, когда человек воображает о себе, что он перед Богом представляет собой что-то ценное. Эта иллюзия была у Павла разрушена, после того как он познал Христа. Представ перед Христом, он сейчас же понял, кто он был, а именно глубокий грешник по всей линии. Это горестное сознание нашло себе выражение в седьмой главе послания к Римлянам. Но как бы ни было уничтожающим это сознание, оно все-таки означает настоящую жизнь. Всякий самообман и наркоз исчезли. Человек увидал себя, как он есть.