«Я люблю тебя, о ночь, чёрная и обнажённая; я бреду пылающей тропой, что выше всех моих грёз дневных. И когда моя нога соприкасается с землёй, дуб-великан сдвигается вперёд».
«Нет, ты не нравишься мне, о безумец, твоя тишина оглядывается на озеро, как большой отпечаток ноги, тобой, ушедшим, оставленный на песке».
«Я люблю тебя, о ночь, тишина и глубина; в сердце моего одиночества лежит в младенческой колыбели богиня, и в нём же рождаются все небеса, соприкоснувшиеся с адом».
«Нет, ты не нравишься мне, о безумец, твои содрогания пока ещё наполнены страданием, а песни подобны бездне, внушающей неимоверный ужас».
«Я люблю тебя, о ночь, дикая и страшная, ты — мои колосья, переполненные зерном покорённых наций и вздохами забытых стран».
«Нет, ты не нравишься мне, о безумец, твоя тишина отнимает маленькие души товарищей, а с душою монстра не можешь стать ты другом».
«Я люблю тебя, о ночь, мучительная и ужасная; моя грудь освещена пылающим на море кораблем, а мои губы овеяны кровью погибших воинов».
«Нет, ты не нравишься мне, о безумец, возжелавший душу сестры, ты не получишь её».
«Я люблю тебя, о ночь, радостная и веселая; та, что пребывает в моей тени, напиток девственного вина, та, что следует за мной, о грешница веселая».
«Нет, ты не нравишься мне, о безумец; душа твоя бумажная в вуали семи оберток, ты не удержишь сердце в руке своей».
«Я люблю тебя, о ночь, больная и пылкая».
«Да, безумец, так значит так-то любишь ты меня? Так любишь? А сумеешь ли ты промчаться своенравным скакуном и свет схватить, поддев на острие меча?»
«Люблю тебя, о ночь, люблю тебя, великая и возвышенная, престол мой создан на груди поверженных богов, меня пропустили к тебе дни поцелуев в изорванной одежде, а прежде никогда не касались пристальные взоры твои лика моего».
«Вот как ты любишь меня, дитя моего чёрного сердца? И думаешь о моём безвременном Сегодня и говоришь на моём безбрежном языке?»
«Да, мы с тобою одной крови, о ночь; тебе открыты все пространства, я ж открываю мою душу».
Свидетельские показания Вараввы
Они освободили меня и схватили его за плечи. Тогда-то ему было суждено вознестись, а я… я пал в бездну жизни. Они держали его за жертву и за святого одновременно.
Я был освобождён от цепей и побрёл вместе с толпой вслед за ним, но я-то был живым человеком, идущим к моей собственной могиле, куда, я знал, вскоре ляжет другой.
Мне следовало лететь со всех ног в пустыню, откуда наползало на солнце марево обжигающее.
Однако я брёл вместе с теми, кто схватил его в обмен на мои преступленья.
Когда они пригвоздили его к кресту, я оказался рядом.
Я смотрел и слышал, но как бы не присутствуя в собственном теле.
Вор, что был распят справа от него, сказал ему: «Вот и ты истекаешь кровью вместе со мной, хотя ты и Иисус из Назарета!»
А Иисус ответил: «Мы были распяты вместе. Считай, что и вознесешься ты со мной».
Тут он взглянул вниз и заметил мать свою и молодого мужчину, что стояли неподалеку от его креста.