Иисус Христос в документах истории

Исследователи давно вывели правило: там, где евангельский рассказ не служит теологическим целям и даже более того, снижает образ могущественного божества, там скорее всего содержится подлинная информация, там и следует искать черты реальной личности. Так, уставший Иисус засыпает на корме лодки (Мк 4:38), оглядывается в толпе, не зная, кто к нему прикоснулся (Мк 5:30-32; Лк 8:45-46; ср. Лк 22:63) «ужасается и тоскует» в предчувствии смерти (Мк 14:33), издает на кресте вопль отчаяния (Мф 27:46; Мк 15:34). Сообщения о сложных взаимоотношениях Иисуса со своими родными, подозревавшими его в сумасшествии (Мк 3:21), неверие в него братьев (Ин 7:5) также не способствуют имиджу всесильного владыки мироздания. Все это – обстоятельства и моменты жизни исторического Иисуса. Это такие вещи, которые сугубо религиозный миф попытался бы избежать, но было невозможно игнорировать преемникам реально действовавшего пророка по причине их широкой известности.

Рассмотрим основные слагаемые традиционной биографии Иисуса Христа применительно к исторической эпохе, в которую он жил и действовал. Современные историки располагают обширным и разнообразным материалом, позволяющим представлять вплоть до мельчайших подробностей политическую, социальную и религиозную жизнь Палестины начала I века. Насколько удачно вписываются сюда евангельские рассказы?

1

Сказания о рождении и детстве Иисуса в первоисточниках выглядят совершенно легендарными и, помимо того, страдают явной несогласованностью. Собственно, рассказы такие имеются только в Евангелиях от Матфея и Луки; Марк же и Иоанн начинают писания с момента крещения уже взрослого Иисуса и непосредственно переходят к его проповеднической деятельности. Для нас важнее всего, что о детстве Иисуса не говорит Евангелие от Марка, которое является наиболее ранним из Евангелий и которое послужило одним из источников Матфея и Луки. Случайно ли это?

Есть основания полагать, что именно у Марка в наибольшей степени сохранилась структура первоначального сказания об Иисусе, того сказания, которое вышло из Палестины, из среды непосредственных учеников Христа. В IV в. кипрский епископ Епифаний, автор книги о ересях, писал, что он видел еврейское Евангелие от Матфея, то есть сказание о жизни Иисуса, написанное на арамейском языке, которым пользовались палестинские христиане (оно не сохранилось до наших дней), и нашел, что в этом сочинении отсутствует родословие Иисуса Христа, имеющееся в греческом Евангелии от Матфея, и что оно начинается, так же как и Евангелие от Марка, с момента крещения Иисуса и выхода его на проповедь. «Не знаю, – добавил Епифаний, – еретики ли уничтожили в нем родословие от Авраама до Христа» (Панарион, I 29.9).

Замечание церковного автора весьма показательно. Иудео-христианам не было никакого смысла устранять из своего Евангелия такое важное доказательство (в глазах евреев) мессианского достоинства Иисуса, как его происхождение из рода царя Давида. Если бы иудео-христиане располагали такой родословной, они бы так или иначе сохранили бы ее в своих писаниях. Остается думать, что такой родословной у них не было, как не было сказания о чудесном рождении Иисуса и его детских годах. Примечательно, что Епифаний не говорит о том, что еврейское Евангелие от Матфея совершенно не имело ничего общего с греческим одноименным Евангелием; он замечает лишь, что оно «не во всем полно, в ином подложно, а в ином усечено» (I 30.13). Следовательно, Евангелие это по конструкции и общему характеру совпадало с известным Евангелием от Матфея и, вероятно, даже являлось его прообразом. Еще Евсевий Кесарийский (ок. 263-340 гг.), ссылаясь на Папия Гиерапольского (нач. II в.), писал, что Евангелие от имени апостола Матфея появилось первоначально на еврейском (точнее, арамейском) языке (Церковная история, III 39.16). Это же утверждали Ириней Лионский, Ориген и Иероним Блаженный.