Читаем Иисус Христос в документах истории полностью

Раввинская версия жизни Иисуса складывалась тогда, когда христианство уже было широко распространено и превратилось в могущественную силу. Обеспокоенные успехами новой религии и опасаясь за сохранность своих рядов, лидеры иудаизма прибегли к контрмерам, которые позволили бы защититься от растущего влияния христианства. Такой контрмерой представлялось создание своей истории жизни и смерти Иисуса, призванной разоблачить его как обманщика и самозванца. Но тут оказалось, что для создания такой «истории» в собственно раввинских анналах явно не хватает материала. Первые два -три века раввины не очень замечали вышедшую из недр иудаизма религию, пренебрежительно причисляли христиан к общей категории минеев-еретиков и почти не интересовались личностью и биографией основателя христианства. В Мишне речи об Иисусе вовсе нет, а в Тосефте [1327] имеются два смутных упоминания о некоем Иешуа бен (или бар) Пантире (или Пандире), главе еретической школы, действовавшей в Галилее незадолго до или немного позже разрушения Второго Храма (70 г. н. э.).

8 IV-V вв. соотношение сил изменилось, и раввины вынуждены были заняться детальным жизнеописанием Иисуса. При этом фрагменты Тосефты легли в основу раввинской версии, а сама она была сложена двумя параллельными способами. Во-первых, раввины обратились к талмудическим писаниям, выискивая в них рассказы о различных еретиках и отступниках иудаизма и связывая этих лиц с Иисусом. Но этого было недостаточно, чтобы получилось цельное назидательное повествование. Одновременно раввины черпали сведения об Иисусе из самой христианской проповеди, видоизменяя ее в заданном ключе. Отсюда признание галилейского происхождения Иешу-Иисуса, представление о его матери как о еврейке, происходящей из древнего священнического рода, а также рассказ о зачатии ею первенца-сына в добрачный период. Рисуя главу враждебной им религии как колдуна и злодея, авторы «Тольдот Иешу» тем не менее подчеркивали его необыкновенную прилежность в учебе и недюжинный ум, так что юный Иешу-Иисус на голову превосходил своих сверстников в знании Торы (хотя и употребил это знание во зло Израилю). Во всем этом видится влияние первых глав Евангелия от Луки, а также апокрифических христианских писаний вроде «Первоевангелия Иакова», «Евангелия детства» и «Книги Иосифа-плотника».

Словом, раввинская версия рождения и детства – это не что иное, как вывернутые наизнанку те же Евангелия, зависимость от которых в фактическом материале у «Тольдот Иешу» очевидна и бесспорна. Впрочем, это не означает, что в глубинах еврейских сказаний об Иисусе нет неких исторических зерен, отдельных элементов, пришедших из I в. н. э. независимо от Нового Завета.

<p id="_Toc254166025">2</p>

Итак, первые христианские предания об Иисусе, судя по всему, начинались с рассказа о его крещении проповедником Иоанном. Все четыре евангелиста согласны, что деятельность Иоанна Крестителя непосредственно предшествовала и как бы предваряла проповедь Иисуса Христа. Проповедник Иоанн, по всей видимости, лицо историческое; о нем сообщает Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» (XVIII 5.2). Правда, этот Иоанн не очень похож на евангельского Предтечу: он не предвещает близкого конца света и ничего не говорит о грядущем Мессии. Но два момента совпадают. И Иосиф Флавий, и евангелисты сообщают, во-первых, что Иоанн практиковал очистительное омовение (в русской традиции: крещение); во-вторых, был убит по приказу тетрарха Ирода Антипы, преемника Ирода Великого. На этом основании большинство исследователей вслед за отцами Церкви отождествляет проповедника из «Иудейских древностей» с евангельским пустынным аскетом, крестившим Иисуса и положившим тем самым начало его общественной деятельности.

Лука предпосылает рассказу об Иоанне хронологическую вставку, напоминающую отрывок из тогдашних исторических трудов: «В пятнадцатый же год правления Тиберия Кесаря (т. е. в 28/29 г. н. э. – Б. Д.), когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод был тетрархом Галилеи, Филипп, брат его, тетрархом Итуреи и Трахонитской области, а Лисаний тетрархом Авилинеи, при первосвященниках Анне и Каиафе, был глас Божий Иоанну, сыну Захарии, в пустыне…» (3:1-2).

Даже то, что в число упомянутых тетрархов, действительно управлявших в это время разными областями Палестины, затесался давно уже покойный Лисаний, как это ни парадоксально, служит косвенным доказательством историчности этого сообщения. Если бы хронология Луки была надуманной либо опиралась на чистую легенду, то, скорее всего, мы бы видели случайный набор исторических лиц и имен, между которыми встречались бы и вымышленные условные имена. Именно так обстоит дело в «Тольдот Иешу»: не зная, к какой конкретной эпохе отнести своего героя, авторы делали его современником то рабби Симона бен Шетаха (I в. до н. э.), то рабби Танхумы (III в. н. э.), то христианской царицы Елены (IV в. н. э.). А основатель Ислама Мухаммед вообще считал Иисуса (Ису) едва ли не племянником Моисея (Мусы) (Коран 3:30 сл.; 19:29).

Перейти на страницу:

Все книги серии Античное христианство. Источники

Иисус Христос в документах истории
Иисус Христос в документах истории

Издательство «АЛЕТЕЙЯ» Санкт-Петербург 2001Личность Иисуса Христа до сих пор остается загадочной, хотя о нем написано больше, чем о ком бы то ни было. Уже почти два тысячелетия миллионы людей на разных континентах почитают его Богом, и столько же времени не стихают споры о нем историков, философов, религиоведов. Предлагаемая книга представляет собой сборник основных внебиблейских источников, говорящих или упоминающих о Иисусе Христе. Принадлежащие разным культурно-историческим традициям документы соединены в хронологической последовательности и снабжены необходимыми комментариями. Часть этих документов впервые дается в переводе на русский язык.Книга рассчитана на всех, кто интересуется историей христианства.

Борис Георгиевич Деревенский

Христианство / Прочая религиозная литература / Эзотерика

Похожие книги

Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)
Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Книга посвящена исследованию святости в русской духовной культуре. Данный том охватывает три века — XII–XIV, от последних десятилетий перед монголо–татарским нашествием до победы на Куликовом поле, от предельного раздробления Руси на уделы до века собирания земель Северо–Восточной Руси вокруг Москвы. В этом историческом отрезке многое складывается совсем по–иному, чем в первом веке христианства на Руси. Но и внутри этого периода нет единства, как видно из широкого историко–панорамного обзора эпохи. Святость в это время воплощается в основном в двух типах — святых благоверных князьях и святителях. Наиболее диагностически важные фигуры, рассматриваемые в этом томе, — два парадоксальных (хотя и по–разному) святых — «чужой свой» Антоний Римлянин и «святой еретик» Авраамий Смоленский, относящиеся к до татарскому времени, епископ Владимирский Серапион, свидетель разгрома Руси, сформулировавший идею покаяния за грехи, окормитель духовного стада в страшное лихолетье, и, наконец и прежде всего, величайший русский святой, служитель пресвятой Троицы во имя того духа согласия, который одолевает «ненавистную раздельность мира», преподобный Сергий Радонежский. Им отмечена высшая точка святости, достигнутая на Руси.

Владимир Николаевич Топоров

Религия, религиозная литература / Христианство / Эзотерика