96) Доктор Г.Б. Шмит, Нью-Йоркский, в приведенной нами выше статье своей (92 примеч., стр. 157 и 169) совершенно верно рассуждает о сочинении Ренана, говоря: «Если должно высказать свое суждение о том взгляде, какой Ренан имеет на Иисуса, то не следует делать никаких обиняков, уверток и употреблять красных оборотов речи. Это совершенно низко, пошло. Это ослабляет частность и самую достоверность лица Иисуса. Это заставляет прибегать к крайним средствам. Это – свойство иезуитизма. Оправдание такого взгляда и поверхностно, и постыдно. Самая плохая мораль французских сочинений не может его перещеголять. Только француз после всего этого может еще обожать своего героя как идеал человечества. А потом среди таких отвратительных картин может еще расточать такие фразы, как, например, «наше глубочайшее уважение», «строгая добросовестность», «абсолютная искренность», в противоположность всяким обманам, которые приписываются Иисусу. Это значит – до крайности доводить пустой вымысел, перед которым каждый добросовестный человек невольно отступает с ужасом, – вымысел, который каждым верующим христианином заклеймится именем богохульства. Для Иисуса – как и для всякого обыкновенного человека – было бы в тысячу раз лучше умереть в безвестности, чем выдать себя за явного обманщика и служить орудием лжи или пищей для мечтаний, опираясь на заговор. Однако тут еще не все и не самое еще худшее. Роль Мессии вынуждает Иисуса к тому, чтобы он выдал себя за изгнателя бесов и чудотворца. Иисус, по описанию Ренана, есть выдумка натурализма, есть произведение, которого нельзя ни представить, ни осуществить. Здесь есть только внешняя форма и сущность человеческой жизни, но нет сознания личного бессмертия, и при последнем анализе мы имеем только тень смерти. В этом-то и заключается сущность натурализма. Иисус, по представлению Евангелий, посланий апостольских и учению Церкви, заключает в Себе соединение божественного и человеческого существ, Царь и Первосвященник вечного Царства, есть существо сверхъестестественное; натурализм же должен изгнать Христа из сердца человеческого, христианского и из Церкви, из сознания и жизни прежде, чем он изгонит супранатурализм из истории человечества».
97) Последнее восклицание Юлиана отступника: «Галилеянин, Ты победил!» для того, чтобы оно имело право на достоверность, должно основываться на позднейшем авторитете, особенно если принять во внимание свидетельство беспристрастного Аммиана Марцеллина о последних часах жизни императора. Во всяком случае, это восклицание заключает в себе философию правления Юлиана.
98) См. заключение его обширнейшего сочинения «Leben Jésu», ч. II, стр. 662 и след. (4-е изд. 1840 г.). Ср. с его популярным «Leben Jésu», стр. 627.
99) «В индивидууме, – говорит Штраус в своем обширнейшем сочинении «Leben Jésu» (ч. II, стр. 710, 4-е изд.), – в одном Богочеловеке свойства и дела, приписываемые Христу церковным учением, находятся в противоречии: они согласуются только в родовом понятии. Человечество представляет соединение двух природ: вочеловечившийся Бог, дух бесконечный, обнаруживается в конечном, – Он есть дух конечный и напоминающий себе о своей бесконечности; Он есть дитя видимой матери и невидимого Отца; Он чудотворец, смотря по тому, насколько в продолжение истории человечества дух все полнее и совершеннее овладевает человеческой природой, насколько эта последняя становится по отношению к духу, к его деятельности, бессильным материалом; человечество безгрешно настолько, насколько безгрешен ход его развития; осквернение всегда прилипает только к индивидууму, но в целом роде и его истории оно не имеет силы; человечество умирает, воскресает и возносится на небо, смотря по тому, как из отрицания естественной природы возникает высшая духовная жизнь, как из уничтожения его ограниченности, его конечности как личного, национального и мирского духа, истекает единство с безграничным духом неба. Через веру в этого Христа, именно через веру в Его смерть и воскресение, человек становится праведным перед Богом, т. е. чрез воплощение идеи человечества в себе… и индивидуум становится причастным богочеловеческой жизни».
Популярное сочинение Штрауса «Leben Jésu» приходит к тому же заключению (см. стр. 627). Но идея единства божественного и человеческого заключает в индивидууме столько же противоречия, сколько и в целом роде. Что заключается истинного в идее или принципе, то должно осуществиться или, по крайней мере, может быть способно к осуществлению в конкретной живой действительности, в факте. Штраус думает, что мы отвернемся от греховного Спасителя и уверуем в безгрешный человеческий род, который, однако, повсюду исполнен грехов! Его унижение достоинства личности, от которого (унижения) он сам на короткое время однажды отказался (см. его сочинение «Das Vergangliebe und Bleibende im Christenthum», 1839 года), совершенно лишено исторического характера.