Иисус моей веры

– Она это спрашивает у всех при знакомстве, – хрипло заметил ее друг, задерживая очередную порцию дыма в легких.

– Я считаю, что гедонисты в этом плане ближе остальных подошли к правильному ответу. Но себя отнести к ним не могу, – разболтался я.

– Разве я говорила о тебе? Жизнь слишком многогранная, – Иисус с придыханием взрывала эгоистичные нормы моего ума. – Как ты мог забыть, допустим, о муравье, что ползает по твоим брюкам, старательно уворачиваясь от безмерных рук?

Я наклонил голову и увидел вселенную в крохотном насекомом. Взял ее на палец и выпустил из плена.

– Никогда не думал о смысле муравья, – разочарованно произнес я. – Все другие, которых ты спрашивала, как полагаю, поступали так же?

– Да, – без доли огорчения ответила девушка, – в основном, их мысли ограничиваются размножением и самоудовлетворением.

– А к чему же привели твои размышления о насекомых?

Мимика Иисуса выразила легкое изумление. Словно в подобных разговорах она не получала взаимности.

– Я сделала вывод, что материя преображается только для собственного изменения. От бактерий, вырабатывающих кислород, она перешла к человеку, чья ядерная сила разрушает природу. Звездная пыль соединяется, образует бесчисленные миры, где по принципу случайности она становится чем-то осмысленным. Мы, как ступень, существуем ради возможных перемен.

– Значит, – я собрался, – мне необходимо просто быть частью эволюции?

– Это значит, Мартин, что нужно самому искать ответы, если они тебе требуются.

Спустя некоторое время, казавшееся бесконечностью, Иисус и Кристиан, имя которого я узнал дважды, провожали мое ватное тело к его пристанищу. Химия природы после третьей самокрутки стала непредсказуемой. В сумерках, ожидая зеленый свет, я неожиданно оказывался на дороге за тротуаром в десяти метрах от пешеходного перехода. Но Кристиан, обнимая, тянул меня в положенное место. В конце нашего путешествия улыбка Иисуса отражалась в моих красных глазах. Последние тридцать шагов к невысокой лестнице дома, осмелев до изменения классики 1, я повторял:

– В тот великий час, когда

Воззвала к звезде звезда,

В час, как небо все зажглось

Влажным блеском звездных слез,

Она, создание любя,

Улыбнулась на меня.

Я открыл глаза в серой темноте – было слишком рано. На протяжении нескольких минут я не мог воспринимать реальность, потому что она по ощущениям была не такой настоящей, как только что закончившийся сон. Я бредил еще некоторое время, пока не услышал звон будильника. Не пуская свет в комнату, достал из лежавшей на полу одежды последнюю сигарету. Выкурив половину лежа в постели, следующую я докуривал, разминая шею и спину на жестком ковролине. Бросил остатки в копилку в виде фарфорового кролика под кроватью. Совершил все утренние ритуалы и отправился вниз. Как и ожидалось, дома никого не было. На столе меня ждали остывшие тосты, растаявшее масло и теплый джем. Мои рецепторы привыкли к такому сочетанию вкусов и температур, поэтому только что приготовленный завтрак мне уже не нравился. Кофе я варил сам, поскольку родители думали, что я до сих пор пью только теплое молоко. Я взял чистую рубашку, оставленную висеть на ручке двери в ванную, стряхнул с пиджака и брюк остатки зеленой краски из локомотива, оделся и положил в черный портфель книги.

Пришли заморозки, и земля по своему виду была хрустящей, но к концу дня от ее свежести ничего не осталось. Я хотел снова увидеть Иисуса и Кристиана вне колледжа. Остановился у дерева и, чтобы не быть слишком навязчивым, стал ждать, что они придут. Мне начало казаться, что вчерашний день я выдумал, как и тех людей, что были со мной. Хотя в моем случае все наоборот. Я́ был ненастоящим. Меня выдумали. Предрекая что-то особенное, мой мир тянулся к Иисусу и Кристиану, но тело только стояло под деревом. Не было сигарет, чтобы закурить даже для вида, и вскоре я осознал, что никто не придет. В своем ущемленном разуме я вздумал идти. Вдоль дороги, в трубу и по заросшей широкой тропе. Я вышел к локомотиву, но тут же спрятался за кустарниками. Как загнанный олень, прислушивался, вдруг хрустнет ветка или зазвенит голос, тогда я побегу. Было тихо. Без лишних звуков я залез внутрь. В одиночестве это место было не более чем материальным. Тогда стало легче, и я ушел. Еще несколько дней я был невидимым и притворялся безразличным к этому. Следил за тем, как от урока к уроку исчезают и появляются вновь эмблемы на пиджаках неназванных друзей. В четверг одноклассница Грэйс предложила мне участвовать в каком-то мероприятии. Без колебаний я отказался, и Кристиан это заметил.