Она протянула руки, обняла его за шею и поцеловала в губы. И на секунду, ощутив у своей груди эту большую мягкую грудь, а на губах большие мягкие губы, он еле сдержался. Но она выпустила его и отступила, держа руку у него на плече. Пожатие руки было очень сильным.
– Шолом, Ричард. Хотя боюсь, у тебя на душе сейчас вряд ли будет мир.
И, тихо смеясь, она исчезла в толпе.
Орм тяжело и длинно выдохнул. Что за женщина! Львица! И что она с ним сделала!
В паху болело, все тело дрожало.
По дороге домой Орм несколько остыл, и мысли перестали путаться. Может быть – и тут он проклял свою вечную подозрительность – она работает на марсианское правительство. Ей дали задание соблазнить его, чтобы он оказался женат. А тогда он оборвет земные связи и станет марсианином.
Или, если она его соблазнит, а он откажется сделать ее честной женщиной, как говорит устаревшая идиома, он будет заключен в тюрьму как преступник. Или…
К чертовой матери общие рассуждения. Если она и была соблазнительницей, то не обычной. Постарайся она посильнее, она бы его заполучила.
Возле дома он вспугнул из-под куста полуодетую парочку. Еще один брак на пути к заключению.
Бронски сидел в гостиной, наблюдая празднества по телевизору. Когда Орм вошел, француз поднял глаза, но ничего не сказал.
– Можешь не волноваться, – сказал ему Орм. – Я здесь, и добродетель местных женщин осталась нетронутой. По крайней мере та, которую ты видел со мной, столь же целомудренна, сколь была.
– Иное было бы чертовски глупо, – ответил Бронски. – Кто она такая?
– Женщина с готским именем. Я тебе рассказывал.
Француз встал:
– Я иду спать. Ты знаешь, я на самом деле за тебя волновался. Ты мог вляпаться в страшную неприятность.
– Не говоря уже о моральном осуждении со стороны тебя и других. Нет, здесь не было бы страшных неприятностей. Мне бы лишь пришлось на ней жениться. А ей этого определенно хочется.
– Ты хочешь сказать…
– Именно так. Она это предложила.
– И ты…
– Я отверг предложение, хотя и не напрямую. Я ей сказал, что я в нее не влюблен.
– А если бы был влюблен?
– Не знаю. Женившись на ней, мне пришлось бы обратиться в иудаизм. Или в марсианский вариант христианства, каков бы он ни был. Ты это знаешь. А сделав это, я стану марсианином. Моя лояльность Земле исчезнет – по крайней мере они будут это предполагать.
Могу я такое сделать? То есть стать марсианином? Звучит так же, как стать перебежчиком.
– Прежде всего, – ответил Бронски, – твоя лояльность принадлежит не Земле, как ты говоришь, а твоей стране, Канаде – во-первых, и Конфедерации Северной Америки – во-вторых. Никакой лояльности к коммунистическим странам у тебя нет. Ты рассматриваешь Землю как монолитное единство, противостоящее монолитному единству Марса. Марс един, но Земля не едина. Тебе следует упорядочить свои мысли, не говоря уже об эмоциях.
– Есть разница?
Бронски нахмурился, потом улыбнулся:
– У большинства людей – никакой. Ладно, ты подумай, а я спать пошел.
Он направился в сторону спальни, но остановился.
– Знаешь, когда ты это сказал, ты проявил остроту восприятия.
– Что сказал?
– Насчет разницы между мыслями и чувствами. Цитирую: «Есть разница?» Отлично сказано.
– Да погоди, я ведь только говорил… сам не знал что.
– Основная часть твоей личности знала. Спокойной ночи, Ричард. Тебе бы тоже надо пойти спать. Завтра – завтра, быть может, главный день нашей жизни. Следует отдохнуть. Тебе понадобится вся твоя сила – сила физическая, сила мыслей и чувств – если между ними и есть разница.
Орм ответил «спокойной ночи», но еще часа два ходил взад-вперед. Мысли его скакали от Гультхило к тому человеку, о котором говорили, что он живет внутри марсианского солнца. И та, и другой обещали – или это так казалось – новую жизнь. И обе эти новые жизни были неприемлемы. А если бы стали приемлемы, появились бы новые проблемы. Впрочем, новая жизнь, сколь бы лучше старой она ни была, всегда приносит новые проблемы.
Верил ли он в одну или другую? Женщина могла оказаться агентом, посланным его соблазнить и сделать марсианином. Человек, называемый Иисусом, может оказаться фальшивкой. Или если нет, то кем-то другим – не тем, кем его считали марсиане.
Кем бы он ни был, он был не тем, кем должен был считать его Орм. Орм верил, или думал, что верит, что Иисус – единственный Богом порожденный сын и что назначение его всегда было предопределено, еще до начала времен. Он принес себя в жертву, чтобы мир мог спастись, мог жить вовеки в благословении и восторге лицезрения Бога лицом к лицу. И наступит день, обещанный еще две тысячи лет назад день, когда в неслыханном ужасе и неслыханной радости грянет Последний Суд. И те, кто отвергли Бога, пойдут в ад. Ад – это понимание, что Бог навеки отрекся от проклятых.
Но вот Иисус здесь, на Марсе, не на Земле. И он всего лишь человек, который на Земле считал себя Мессией, иудеем, пришедшим восстановить священное Царство Иудейское. И мало что из написанного о нем в Новом Завете оказалось правдой.