Иисус неизвестный

Только один из синоптиков, Лука, видит Иуду до конца вечери. После того уже, как подал Иисус Тело и Кровь Свою всем Двенадцати, — значит, и Предателю, — Он говорит:

вот, рука предающего Меня со Мной за столом. (Лк. 22, 19–21.)

Это было с Иудой; это может быть и со всеми причастниками:

против Тела и Крови Господней будет виновен хлеб сей ядущий и чашу Господню пиющий недостойно. (I Кор. 11, 27.)

Принял Иуда, страшно сказать, как бы «сатанинское причастие» из рук Господних. Скрещиваются и здесь две величайших силы — Бога и дьявола, — как две противоположные молнии.

VII

Еще в большей мере, чем Матфей, делает Иоанн, по своему обыкновению, внутреннее внешним, умолчанное — сказанным, то, что совершается в тайне, в мистерии, тем, что совершается явно, в истории. Но и здесь, как почти везде у Иоанна, драгоценные для нас, исторически подлинные черты события уцелели, может быть, и в мистерии.

Духом возмутился (тогда) Иисус, —

то же слово и здесь, как там, в первой Агонии, во храме: «ныне душа моя возмутилась», (Ио. 12, 27).

Духом возмутился (тогда) Иисус, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня.

Тогда ученики стали озираться друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит.

Один из учеников, которого любил Иисус, возлежал у груди Его. Симон же, Петр, сделал знак ему, чтобы спросил, кто это, о ком Он говорит.

Тот, припадши к груди Иисуса, спросил: Равви! кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок, подам. И, обмакнув, подал Иуде Симонову Искариоту. И после куска того вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: чт делаешь, делай скорее.

…И, приняв кусок, он тотчас вышел. А была ночь. (Ио. 13, 21–30.)

Светлая для всех пасхальная ночь полнолуния, а для Иуды — темная, темнее всех ночей земных.

VIII

В ночь выходит Иуда, в кромешную тьму, а в Сионской горнице, — свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ио. 1,5), —

солнце солнц — Евхаристия.

Пять свидетельств об одном — Павла, Марка, Матфея, Луки, Иоанна (этот последний о самой Евхаристии не упоминает ни словом, но и в его свидетельстве, как мы сейчас увидим, присутствует она безмолвно). Можно сказать, ни одно событие всемирной истории не освещено для нас такими яркими, с таких противоположных сторон падающими и так глубоко проникающими светами, как это. Если же мы все-таки не видим его и не знаем, то, может быть, потому, что не хотим видеть и знать, или потому, что самая природа события слишком иная, от всего исторического бытия отличная, ни на что непохожая в нем и со всем остальным нашим историческим опытом несоизмеримая.

Марково свидетельство, повторенное почти дословно Матфеем, в главном, совпадает с Павлом (но так как и не главное в опыте религиозном может быть в историческом опыте существенно, то все пять свидетельств сохраняют для нас всю свою значительность). Если три первых свидетельства — Марково, Матфеево, Павлово — сводятся к одному, то, значит, все пять — к трем. Но, пристальней вглядевшись в них, мы увидели бы и в этих трех одно и поняли бы, что евангельское свидетельство об Евхаристии триедино — Троично.

Три свидетельствуют на небе… и Сии три суть Едино. И три свидетельствуют на земле… и сии три — об одном. (I Ио. 4, 7–8.)

Главное в первом свидетельстве, — Марка — Матфея — Павла, — начало Ветхозаветное, Отчее: искупительная жертва — «Агнец, закланный от создания мира»: «Тело мое, за вас ломимое» (I Кор. 11, 24; Мк. 14, 24); главное во втором свидетельстве, Иоанна, — начало Новозаветное. Сыновнее: «любовь», главное в третьем свидетельстве, Луки, — начало Третьего Завета, Духа Святого, — царство Божие:

царство мое завещаю вам, как завещал Мне Отец мой, да ядите и пиете за трапезой Моей в царстве Моем. (Лк. 22, 29–30.)

В первом свидетельстве — начало, во втором — продолжение, в третьем — конец мира.

Каждое из трех Лиц Троицы соединяет в Себе два Остальных: то же происходит и в каждом из трех евангельских свидетельств об Евхаристии.

Три луча в блеске утренней звезды — розовый, голубой, зеленый — соединяются в один свет, белый, как солнце; так и здесь, в Евхаристии, — Жертва, Любовь, Царство, — Отчее, Сыновнее и идущее от Духа Святого: три — одно.

IX

Павлове свидетельство (I Кор. 11, 23–25) — самое раннее по времени записи: Маркову предшествует оно лет на десять, на двадцать.[800] Но время записи, внешний признак, может и не совпадать для исторического свидетельства с тем временем, когда оно действительно возникло; судя же по внутренним признакам, Маркове свидетельство первичнее Павлова.

Я от (самого) Господа принял то, что и вам передал: что Господь Иисус в ту ночь, когда был предан, взял хлеб и, возблагодарив, —

(то же слово, как и у всех трех синоптиков), —

преломил и сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое за вас, —

(«ломимое», , — вероятно, позднейшая вставка,[801] —

Сие творите в мое воспоминание.

Также и чашу (взял) после вечери и сказал: чаша сия есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. (I Кор. 11.)