Иисус неизвестный

Что это значит, мы поймем, если вспомним, как начинается Иудейская пасха: взяв один из двух опресночных хлебов — круглых, тонких и плоских, тарелкообразных лепешек, по-гречески, по-еврейски mazzot, — хозяин дома разламывает его на столько кусков, сколько возлежащих за трапезой, и молча раздает их по очереди всем.[805]

То же, вероятно, сделал Иисус. Но, молча раздав двенадцать кусков или одиннадцать, если Иуда вышел, — произносит эти три, никогда ни в чьих устах не слыханных, для человека невозможных слова:

вот тело Мое,

den hu guphi.

Только три слова, все по тому же закону любви: чем больше любовь, тем меньше слов; чем ближе к концу, Кресту — пределу любви, тем безмолвнее. Но тихий хруст ломаемых опресноков, точно живых, в живом теле, костей, — больше всех слов. Слушают его ученики в молчании, в удивлении — ужасе.

Кость Его да не сокрушится. (Ио. 19, 36).

Нет, сокрушатся и кости Его в бесконечной пытке любви. Den hu guphi — эти глухие звуки арамейских слов как страшно подобны глухому хрусту ломаемых опресноков!

Жив будет мною Меня ядущий — пожирающий, (Ио. 6, 57), —

вспомнили, может быть, ученики и поняли.

Какие жестокие слова! Кто может это слушать?

Поняли, может быть, только теперь эти жесточайшие — нежнейшие из всех человеческих и божеских слов. Вспомнили и уже никогда не забудут.

Один Иуда не понял — ушел, бежал от страшного света в кромешную тьму.

Здесь, у Луки, о крови ни слова: в чаше не кровь, а вино — «новое вино царства Божия».[806] Слов о крови не надо, потому что «вот Тело Мое» значит: «и вот Кровь Моя»: в теле живом — живая кровь.

То же, что в этих трех словах — у Луки, — в тех трех, у Иоанна (17, 26):

Я — в них,

Верно понял Павел — поймет вся Церковь, и, пока будет понимать, будет в ней Христос — живая душа Его — Евхаристия:

хлеб сей, ломимый нами, не есть ли общение (соединение) наше, , в теле Христа?

Ибо хлеб один, одно тело, — мы многие. (I Кор. 10, 16.)

XIV

Главное для Луки в Евхаристии, его особенное, личное, — не жертва, как у Марка-Матфея-Павла, не любовь, как у Иоанна, а царство Божие. Этим все начинается:

…есть не буду пасхи, доколе не совершится она в царствии Божием,

…пить не буду от лозы виноградной, доколе не приидет царствие Божие.

Этим же все и кончается:

…Царство завещаю вам, как завещал Мне Отец Мой, да ядите и пиете за трапезой Моею, в царстве Моем. (Лк. 22, 29–30.)

Ночь еще по всей земле, тьма кромешная, а здесь, в Сионской горнице, уже день; высшая точка земли, вершина вершин, освещенная первым лучом восходящего солнца, — здесь. Будет царство Божие по всей земле, а здесь уже есть: «да приидет царствие Твое», —

Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам царство. (Лк. 12, 32.)

Начатое на горе Хлебов, продолженное на горе Блаженств здесь кончено — явлено.

Блажен, кто вкусит хлеба в царствии Божием! (Лк. 14, 15).

Это блаженство здесь уже наступило: вкус хлеба и вина в Евхаристии — вкус царства Божия.

XV

Царство Божие — конец мира: тайна Евхаристии — тайна Конца.[807]

Ближе всего к свидетельству Луки, не нашему, конечно, мнимому, позднему, а подлинному, древнему — два самые ранние до нас дошедшие свидетельства об Евхаристии в иерусалимских общинах — «домашних церквах» первых учеников.

Одно из них, от 80-х годов, — в Деяниях Апостолов того же Луки (2, 42–46); другое, от первой половины II века, — евхаристийная молитва в «Учении Двенадцати Апостолов»:

благодарим, Отче, Тебя, за жизнь и познание, их же Ты дал нам через Иисуса, раба Твоего.

…Так же как хлеб сей, на горах некогда рассеянный, соединен воедино, — да соединится и Церковь, от всех концов земли, в царстве Твоем.

…Милость Божия — (царство Божие) — да приидет, да прейдет мир сей, Господь гряди!. Аминь..[808]

Главное и здесь, так же как в Евхаристии Луки, — царство Божие — конец мира. О крови, о жертве и здесь ни слова; все — только о хлебе, о Царстве — Конце. Все это страшно забыто, потеряно в позднейшей Евхаристии — уже «церковной обедне»: здесь уже ни настоящего, голод утоляющего, хлеба, ни Царства, ни Конца.

А вот и другое, еще более раннее, свидетельство в Деяниях Апостолов (2, 42–46):

…(братья же) всегда пребывали в общении, , и в преломлении хлеба… и все имели общее… и каждый день, преломляя хлеб по домам, принимали пищу в радости,

«Радость» здесь — главное.

Радуйтесь всегда, . ( Фесс. 5, 16.)

О, конечно, и здесь, в первой общине, так же, как в Сионской горнице, память о смерти, о жертве, о крови присутствует: тело Его, живого, и здесь ломимо; кровь Его изливаема. Ест и пьет Иисус в последний раз на земле; завтра будет в гробу: это Он знает, знают и ученики; может быть, тотчас же забудут, но в эту минуту помнят. Будет разлука, но радость вечного свидания так велика, что побеждает печаль разлуки — смерти.

Смерть поглощена победой. (Ис. 25, 8).

Радость в вас пребудет, и радость ваша будет совершенна. (Ио. 15, 11).

Там, в Евхаристии Павла-Марка-Матфея, — все еще тени Голгофы, неподвижные, а здесь, у Луки, сдвинулись уже, бегут перед восходящим солнцем Воскресения.

XVI

…Все имели общее, .