Иисус неизвестный

Крестная надпись: „Царь Иудейский“, будет насмешкой Рима — мира — над царем Израиля; но не спасется мир, пока не узнает, что „спасение от Иудеев“ (Ио. 4, 22) и от распятого Царя Иудейского, или, как тогда ругались и теперь еще ругаются враги всех вообще иудеев и Христа-иудея особенно, — спасение от „Жида Распятого“.

VI

Может быть, самое нежное человеческое место в этом Божественном Сердце то, где пламенеет любовь Иисуса к Израилю, Сына — к Матери-Земле.

Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как наседка собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! (Мт. 23, 37).

Большей любви, чем эта, не было в мире и не будет. Вот какую любовь надо было Ему вырвать из сердца Своего, „Кто не возненавидит отца своего и матери“… только ли другим Он это говорит? Нет, и Себе. Матерь Свою возненавидит, родную землю. Вот чем насмерть будет ранен.

Но здесь уже кончается ведомый нам, земной опыт Иисуса, Сына человеческого, и начинается небесный опыт Христа, Сына Божия, нам неведомый. Сыну человеческому „должно пострадать“, — это Он уже знает; но, может быть, еще не знает, что не от чужих пострадает Он, а от своих; все еще надеется, и до конца, до креста, будет надеяться, что отвергнут Его чужие, — примут свои. В этой-то терзающей пытке надеждою — внутренний крест Его тяжелее внешнего. До той последней минуты будет надеяться, когда услышит вопрос чужого — Пилата:

царя ли вашего распну?

и ответ своих:

Возьми, возьми, распни Его (Ио. 19, 15.);

когда услышит, как, умыв руки, скажет чужой:

невиновен я в крови Праведника сего, —

и ответят Свои:

кровь Его на нас и на детях наших. (Мт. 27, 24–25.)

Вот какое оружие пройдет Ему душу. В тот день, когда люди, на горе Хлебов, захотят Его сделать царем, и Он „отпустит“ — „отвергнет“ народ, — оружие начнет входить в душу Его, a войдет в нее совсем на следующий день, в Капернауме, когда уже Он Сам будет отвергнут народом и вдруг поймет так ясно, как еще никогда, что „пришел к своим, и свои Его не приняли“; увидит так близко, как еще никогда, — Крест.

VII

В ночь между тем днем, на горе Хлебов, и следующим — в Капернауме, произошло то, для чего у свидетелей, учеников, еще не было слова, да и у нас все еще нет, потому что наше слово „чудо“ недостаточно или двусмысленно; произошел мгновенный выход, прозрение-прорыв из этого мира в тот, из времени, истории, в вечность, мистерию, — Хождение по водам.

Как вернулся Иисус в Капернаум с горы Хлебов, — так же, как пришел, по земле, естественно, или по воде, чудесно? Кто ближе к тому, что действительно было, — те ли, кто просто верит в чудо, или те, кто просто не верит, — вот вопрос, на который ответить, может быть, труднее, чем это кажется верующим и не верующим одинаково.

Чтобы это понять, вспомним то, что мы узнали о лице Иисуса по историческим и евангельским свидетельствам.

„Тело Его не совсем такое, как наше“ — это, вероятно, чувствуют „знающие Христа по плоти“, ближайшие ученики Его. Вспомним рассказ неизвестного в „Деяниях Иоанна“:

Брал Он меня на грудь Свою, когда возлежали мы с Ним за трапезой… и я осязал то вещественно-плотное тело Его, то бесплотное, как бы ничто…И проходя сквозь него, рука моя осязала пустоту.

Что это, „обман чувств“, „галлюцинация“, или мгновенное прозрение-прорыв в иную действительность? Только ли внутреннее что-то происходит в теле ученика, или внутренне-внешнее — в обоих телах ученика и Учителя? Как бы мы ни судили об этом, здесь могло сохраниться исторически-подлинное воспоминание о том, что, по слову Иоанна, — вероятно, „ученика, которого любил Иисус“, —

было от начала; что мы слышали, что видели, что рассматривали и что осязали руки наши (I Ио. 1, 1.), —

о сыне Божием, пришедшем в „подобии“ плоти человеческой.

Часто, бывало, идучи за Ним, искал я следов Его на земле, но не находил, и мне казалось, что Он идет, земли не касаясь, —

вспомним и этот рассказ того же неизвестного в „Деяниях Иоанна“. Призрачно-легким шагом Идущий по камню, где не могло быть следов, начинает, а Идущий по воде кончает: то связано с этим, — какою связью, внутренней ли только или внутренне-внешней, мы опять не знаем, но этого нам и не нужно знать, чтобы осязанием ученика прикоснуться к внутренней плоти Господа сквозь внешнюю; глазами ученика увидеть внутреннее лицо Господне сквозь внешнее; и уже от нас зависит, соединим ли мы эти два лица в одно — то самое, о котором сказано:

вот, Я с вами до скончания века. Аминь. (Мт. 28, 20.)

Вспомним все это, и, может быть, мы поймем, что Хождение по водам действительно было, хотя и не в протяжении нашего геометрического пространства, а лишь в одной точке его, где наше пространство, трехмерное, соприкасается с четырехмерным; не в длении нашего исторического времени, а лишь в одном миге его, где время соединяется с вечностью.

Теми же словами, какими говорит Иоанн о Воскресении, можно бы сказать и о Хождении по водам:

Иисус явил Себя ученикам Своим. (Ио. 21, 1.)