Иисус неизвестный

Младенец же возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости (Лк. 2, 39–40.)

Если к этим двум стихам Луки прибавить маленький рассказ об Иисусе-отроке, то вот все, что он знает о тридцати годах жизни Господа до крещения. Еще меньше знает Матфей, потому что поклонение волхвов и бегство в Египет — не история, а мистерия. А два остальных евангелиста, Марк и Иоанн, совсем ничего не знают или не хотят знать. «Было в те дни, пришел Иисус из Назарета Галилейского и крестился от Иоанна в Иордане», — начинает Марк «Евангелие Иисуса Христа» (1, 9), в смысле не «книги», а «жизни», как будто вся остальная часть жизни Иисуса для Марка еще не жизнь Христа. То же делает Иоанн: «Слово стало плотью» (1, 14), — в эти три слова включает он тридцать лет жизни Человека Иисуса. Здесь уже явно, сознательно, — не время, а вечность, не история, а мистерия.

Можно сказать, что об Иисусе, после смерти, мы знаем больше, чем до Крещения. Узкая полоска света — один, два или три года жизни, все же остальное — мрак. Что же во мраке? «Этого мы не знаем; знать вам и не нужно, чтобы спастись», — как будто отвечают разными голосами все четыре свидетеля. Свет, падающий от них на жизнь Иисуса, расположен так, что она похожа на узкую длинную и темную комнату, где только у выхода — смерти — одна ослепительно-яркая точка света — Воскресенье; по мере же того, как мы от нее удаляемся, тьма густеет, — гуще всего у входа — Рождества. Свет растет от начала жизни к ее концу, и течение жизни ускоряется: хуже всего освещены десятки лет от Рождества до Крещения; лучше — один, два или три года, от Крещения до Преображения; и дальше все лучше и лучше: месяцы, от Преображения до Вшествия в Иерусалим; дни от Вшествия до Гефсимании; часы от Гефсимании до Голгофы; и, наконец, лучше всего — минуты на Кресте.

II

Что это значит? Чтобы понять, вспомним ближайшие к Евангелиям свидетельства: св. Игнатия Богоносца: «Иисус родился человеком воистину»,[227] св. Юстина Мученика: «Иисус рос, как все люди растут, отдавая должное каждому возрасту и питаясь всякою духовною пищею»;[228] св. Луки: «Иисус пришел в Назарет, где был воспитан, τεθραμμένοζ (4, 16); Послание к Евреям: „Страдая, учился… достигал совершенства“ (4, 8–9); и, наконец, очень древнее, кажется от первых веков христианства идущее, предание или воспоминание, сохранившееся у Иоанна Дамаскина (VIII в.): „Был Он лицом, как все мы, сыны Адамовы“.[229]

Имя „Иисус“, Jeschua („Бог-помочь“) — такое же обыкновенное у тогдашних иудеев, как у нас — „Иван“, „Петр“. „Иисусов“ у Иосифа Флавия одиннадцать: поселяне, вожди, бунтовщики, священники, разбойники.[230] Вот почему Марк, называя Иисуса в первый раз, прибавляет: „из Назарета Галилейского“, — иначе бы не поняли, о ком идет речь.

Имя, рождение, рост, жизнь, лицо, — все, „как у всех“. Если это еще не ключ к загадке: что делал Иисус, как жил тридцать лет до явления миру? — то, может быть, уже место, где надо искать ключа.

III

Как ни мало мы знаем об этих тридцати годах, мы уже и здесь имеем исторически незыблемую точку опоры против всех докетов, „каженников“, древних и новых: „прямо с неба сошел Иисус в Галилейский город Капернаум“. — „Сразу велик, сразу весь“, semel grandis, semel totus, — учит Маркиан Докет.[231] Нет, не „с неба сошел“ и не „сразу велик“: медленно растет, „возрастает“, „воспитывается“, „учится“, „исполняется премудрости“, „укрепляется духом“, „страдает“, „достигает совершенства“, может быть, не только в те тридцать лет, до явления миру, но и потом, всю жизнь, до последнего вздоха.

О, конечно, только снаружи — „как все“, а внутри — как никто!

IV

Был ли Иисус Христос еще до явления миру? Или все христианство — ложь, или „Слово стало плотью“, — истина. Это и значит: Иисус был всегда Христом, или точнее, всегда Христос был в Иисусе. Как покров на лице, оболочка на семени, так Иисус на Христе.

Мог ли бы Он утаиться от мира, за тридцать лет не выдать Себя ни единым словом, знаком, движением, если бы этого Сам не хотел, не был обращен весь вовнутрь, в Себя, в этой первой части жизни, с такою же бесконечною, мир побеждающей силою, с какою, во второй части, — обращен весь вовне, в мир?

„Время Мое еще не настало“. „Час Мой еще не пришел“, — сколько раз повторяется (Ио. 7, 6; 8, 4.) Вот где, кажется, ключ к загадке Иисусова молчания.

И пришедши в отечество Свое (Назарет), учил их в синагоге их, так что они изумлялись и говорили: откуда у Него такая премудрость?.. И соблазнялись о Нем. (Мт. 13, 54; 57.)

Тридцать лет прожили с Ним, не зная, с Кем живут; значит, никогда ничего не говорил и не делал среди них, что могло бы выдать Его, — таился, молчал. „Был в пустынях до дня явления своего Израилю“, — это, сказанное об Иоанне Предтече, можно бы сказать и о Христе; тот — в пустыне внешней. Этот — во внутренней.

Некто стоит среди вас. Кого вы не знаете (Ио. 1, 16), —

скажет о нем Предтеча уже почти в самый миг явления.

V

Образ Мессии-Христа „утаенного“ был в те дни готов в иудействе.