Иисус Неизвестный

Медленно великое светило Конца, солнце царства Божия, отходит от земли; медленно понимает Иисус, что время еще не исполнилось, брачный пир не готов: Агнец еще не заклан. С медленно в сердце проникающей горечью видит Он, как поворачиваются люди спиной к царству Божию:

…звать послал… на брачный пир… и не хотели прийти… но, пренебрегши то, пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю свою. (Мт. 22, 3–5.)

Косность и тупость людей бесконечную так испытал на Себе Иисус, как никто.[654]

Мертвым мертвецов своих погребать предоставь (Мт. 8, 22), —

вот страшное слово Живого в царстве мертвых. Понял Он, что весь Израиль, а может быть, и все человечество – поле мертвых костей.

Сын человеческий, пришед, найдет ли веру на земле?

Весь труд Его жизни не даром ли? Мир пришел спасти, и не спас? Вот рана в сердце Его, источающая кровь.

XXI

…Не хотел, чтоб кто-либо узнал (Его), ибо учил Своих учеников и говорил им, что Сын человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его. (Мк; 9, 30–31.)

Вот для чего уходит от мира, – чтобы остаться наедине с Двенадцатью, учить их и готовить к последнему пути, крестному. Уходит от мира сего, чтобы увести их в свой мир; спасти это последнее, единственное, что осталось у Него на земле. «Мир Его не узнал», – эти узнают; «свои не приняли», – примут эти.[655]

Зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, – возлюбив Своих, сущих в мире, возлюбил их до конца, —

сказано о всех Двенадцати на Тайной Вечере, —

когда дьявол уже вложил Иуде Симонову Искариоту предать Его (Ио. 10, 13, 1–2).

Знал же Иисус от начала, кто предаст Его.

…Не двенадцать ли вас избрал Я, но один из вас – дьявол (Ио. 6, 64; 70).

Как бы легко мог сказать ему: «уйди»; но вот, не скажет.

Приходящего ко Мне не изгоню вон. (Ио. 10, 6, 37.)

Будет и его любить до конца – до последнего лобзания, которым тот предаст Его в Гефсимании.

Все они идут за Ним покорно, еще не зная, куда Он ведет их и зачем; молча удивляются-ужасаются, почему ушел Он от царства тогда, на горе Хлебов, и теперь уходит от мира.

Господи! что это, что Ты хочешь явить Себя нам, а не миру? (Ио. 14, 22.)

Так же, как братья Его, могли бы и они сказать:

Втайне не делает никто ничего (доброго), но всякий ищет сам быть известным. Если Ты делаешь такие дела, то яви Себя миру. (Ио. 7, 4.)

Не понимают, ужасаются, а все-таки идут за Ним, куда бы Он их ни повел, потому что любят Его бесконечно.

Может быть, уже и теперь Он говорит им, что скажет в ту предсмертную ночь:

вы – друзья Мои… Я уже не называю вас рабами, потому что раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего. (Ио. 15,15.)

Может быть, уже и теперь молится за них, как будет молиться в ту предсмертную ночь:

Отче! Я о них молю: не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне.

…Отче Святый! соблюди их во имя Твое… чтобы они были едино, как и Мы. (Ио. 17, 1–13.)

XXII

Слишком рано, конечно, празднуют враги Его победу над Ним, после Капернаумского утра: только теперь начинается между ними неземной поединок. Только тело врага убивает враг, в поединке земном, а в этом – и тело, и душу; временная жизнь или смерть решается в земном поединке, а в этом – вечная. Если Он – с Богом, то они – с дьяволом, и наоборот. Самое страшное, что может сделать человек с людьми. Он делает с ними, когда говорит:

ваш отец – диавол. (Ио. 8, 4.)

То же и они делают с Ним, когда говорят:

теперь узнали мы, что бес в Тебе. (Ио. 8, 52.)