Иисус. Все мировые исследования

Ученики-неевреи чаще всего вели конспект того, что говорили их учителя[1530]; иногда эти конспекты потом публиковались[1531], причем иногда сами учителя проверяли текст и подтверждали его верность[1532]. (Однако даже тем ученикам, что вели записи, многие учителя советовали также заучивать их слова наизусть[1533].) Даже ученики-иудеи, для которых на первом месте стояла устная передача, делали минимальные заметки как подспорье для памяти[1534]. Умел ли писать кто-нибудь из учеников Иисуса – вопрос открытый; но, во всяком случае, возможность таких минимальных заметок не следует отвергать с порога на основании априорных предположений о повальной галилейской неграмотности[1535].

Очевидцы, которых упоминает Лука, говоря об источниках своих преданий, занимали ведущие позиции в церкви на протяжении большей части того времени, когда их истории передавались преимущественно устно (ср.: 1 Кор 15:5–7 и Гал 1:18–19; 2:9)[1536].

А хорошо ли знал Лука свои источники?

В ст. 1:3 Лука сообщает, что «тщательно исследовал» (παρηκολουθηκότι)[1537] события, о которых повествует: слово это указывает на знакомство автора с предыдущими сообщениями и на то, что в этом вопросе ему можно доверять[1538]. Исследование источников, в том числе поездки для бесед с очевидцами, принадлежат к лучшим традициям эллинистической историографии[1539]. Однако не все историки соответствовали этим стандартам – особенно историки, жившие на Западе, или те, что описывали отдаленные страны. Мог ли Феофил – и мог ли его круг – судить о том, насколько Лука соответствует этим стандартам?

Возможно, ключ к ответу – в заявлении Луки о личной причастности к хронологически поздним разделам своего труда[1540]. «Мы» появляется в его книге время от времени: Лука не делает на своей причастности такого акцента, как, скажем, Полибий. Можно было бы ожидать, что авторское «мы» будет появляться чаще, а не время от времени: в Троаде, при отбытии в Филиппы (Деян 16:10–16), а затем – уже через несколько лет, снова в Филиппах (20:6–21:18; 27:1–28:16). И равно так же слово «мы» могло бы оказаться уместным в большем числе ключевых пунктов (скажем, в Деян 2 или Деян 10)[1541]. Кроме того, материал, отмеченный словом «мы» – наиболее подробный в книге[1542]; это соответствует тому, что он написан очевидцем событий.

Поскольку точка зрения Луки отличается от Павловой, ученые часто задаются вопросом, в самом ли деле Лука сопровождал Павла в путешествиях. Однако каждый из нас, преподавателей, знает по опыту, что ученики далеко не всегда повторяют нас во всем: глубоко уважая Павла, Лука, однако, мог и не вполне разделять его взгляды, и даже не вполне их понимать. Впрочем, некоторые из предполагаемых «богословских различий» связаны с традиционным протестантским непониманием апостола Павла[1543].

Некоторые полагают, что материал, связанный со словом «мы», отражает некий письменный источник, а именно записки о путешествии. Существование такого источника вполне возможно, однако не объясняет, почему здесь Лука использует первое лицо, не сохраняя его во всех остальных случаях, когда явно пользуется свидетельствами очевидцев (Лк 1:2)[1544]. Если это не редакторский промах, почему-то допущенный Лукой именно и только в этом месте – значит, «мы» либо подразумевает в том числе и автора, либо это – литературный прием, понятный для аудитории.

Впрочем, предположение об особом литературном приеме для описания путешествий по морю[1545] не подтверждается свидетельствами[1546]: предположение о чистом литературном вымысле здесь выглядит еще невероятнее. Да, целые книги (скажем, послания киников и апокалипсисы), могли создаваться под псевдонимом[1547]; однако Лука нигде в тексте не называет своего имени, и Феофилу он, очевидно, знаком[1548]. Вымышленное повествование от первого лица порой использовали романисты[1549], однако при этом, как правило, рассказчик находился в центре повествования[1550], – и в любом случае, как мы уже заметили, Деяния – не роман. Напротив, в исторических сочинениях повествование от первого лица (как и от третьего, с называнием рассказчика по имени) почти всегда указывало на личное присутствие автора при описываемых событиях[1551]. Артур Дарби Нок, специалист в истории античной эпохи, сумел обнаружить вне явно художественного текста лишь одно «мы», связанное с вымышленными событиями, – и заключил, что слово «мы», как правило, указывает на реальные воспоминания очевидцев[1552]. Итак, многие считают, что Лука сам предпринимал морские путешествия; что части книги, отмеченные словом «мы», описывают события, при которых он сам присутствовал; и что в этот раздел включены личные воспоминания Луки о Павле[1553]. То, что мы готовы верить почти любому античному историку, но с подозрением относимся к свидетельствам Луки, говорит многое не столько о Луке, сколько о нас самих.