Иисус. Все мировые исследования

Первая причина этого – внутренняя разобщенность нашей дисциплины. От Альберта Швейцера[1582] до Эда Сандерса[1583] исследованием Иисуса занимались в первую очередь ученые, уделявшие внимание синоптикам. В эту группу входят даже исследователи с широким кругозором, разнообразными интересами и самой различной направленностью, скажем, такие как Джон Доминик Кроссан и Николас Томас Райт[1584]. И если синоптики и Иоанн в чем-то расходятся, тем хуже для Иоанна, – такое отношение принято повсеместно. Однако в нынешнем поколении ситуация меняется, как свидетельствуют, среди прочих, труды Джона Мейера, Полы Фредриксен и Раймонда Брауна[1585]. (Быть может, парадоксально, что Иисус в знаменитой коде Швейцера выглядит более «иоанновским», чем «синоптическим»: «Он приходит к нам как некто неведомый… И говорит все те же слова: следуй за мной! И тем, кто к нему прислушивается, он открывает себя в мире, в трудах, в борениях, в страданиях – открывается как непостижимая и неизреченная тайна»)[1586].

Вторая причина – это изображение Иисуса у Иоанна, в особенности изображение его речей. Мы знаем, что Иисус был иудеем и не занимался христологией. Но что за Иисус, или чей Иисус говорит у Иоанна? Похоже, это Иисус христианского учения. Или лучше сказать так: Иисус, которому надлежало стать христианским учением. Однако именно этого Иисуса обещал Утешитель / Дух Истины, который уже говорит в истории и через историю Иисуса в Евангелии от Иоанна, обращаясь к его последователям и к Церкви (см. особ.: Ин 14:26; 16:12–15). Быть может, именно потому, что Евангелие от Иоанна наделяет слишком великой властью любого, кто заявит, что говорит от имени Духа – или просто духа, – Первое послание Иоанна обличает лжепророков, безосновательно приписывающих себе духовный авторитет. Более того, автор описывает Иисуса как бывшего «от начала» (1 Ин 1:1) и ставит прежние заповеди превыше новых (1 Ин 2:7–8). Живой, фундаментальный интерес к тому, что произошло с Иисусом в прошлом, характерен и для Иоанновой общины.

Более того, иудейские корни Евангелия от Иоанна также сообщают нечто о его исторической ценности. У Иоанна Иисус, возможно, выходит из иудаизма, – но он также глубоко укоренен в иудаизме, ясно различимом в Евангелии, хотя и отвергает этот иудаизм, как только его приверженцы не признают Иисуса Мессией. Джеймс Луис Мартин изучал общину или церковь Иоанна и ее проповедь. В то же время он указывал, что этот уровень повествования находится в диалектической связи с единственным в своем роде (нем. einmalig), уровнем, стремящимся вернуться к старой традиции и, в конечном счете, к самому Иисусу[1587]. Этот уровень требует дальнейшего исследования. В конце концов, в Евангелии от Иоанна говорится, что его автор видел Иисуса своими глазами – в отличие от Евангелия от Луки, где подобное прямо отрицается (Лк 1:1–4), однако упоминаются многочисленные предшественники Луки (Лк 1:1). Не был ли Иоанн одним из них?[1588]

Рубрики нашей дискуссии дают нам подходящие средства для исследования вопроса о поиске исторического Иисуса в Евангелии от Иоанна. Критика редакций не доказывает независимости Иоанна от синоптических Евангелий, но, по крайней мере, предполагает, что во многих случаях Иоанн мог знать альтернативные предания, быть может, вполне исторические. Зависимость от Марка (или от синоптиков в целом) не требовалась Иоанну и для выбора жанра Евангелия. (Во всяком случае, сам термин «Евангелие» к этим текстам в то время еще не применялся[1589].) В Античности были широко распространены жизнеописания религиозных лидеров и иных выдающихся людей. Ключевой фактор здесь – рассказ о Страстях, общий для всех четырех Евангелий, а также для «Евангелия Петра». По моему убеждению, эта общность – результат церковной жизни, богослужений и, следовательно, традиции, а не зависимость от творчества Марка. Означает ли сюжетный характер воспоминаний, что в традициях могло сохраниться множество сюжетов об Иисусе? На мой взгляд, это вполне возможно. Наконец, то, каким образом Евангелие от Иоанна помещает Иисуса в иудейский контекст, указывает нам на присутствующее в нем значимое историческое измерение. Иисус противостоит «иудеям», хотя и сам он иудей (Ин 4:9). Его предшественник и свидетель Иоанн (Креститель) ни разу не назван иудеем, хотя в своей миссии крещения он открыл Иисуса Израилю (Ин 1:31). (Здесь, возможно, играет свою роль различие между «Израилем», употребляемым в Евангелиях всегда в положительном смысле, и «иудеями», обычно употребляемыми в смысле отрицательном. Уверовавшие иудеи становятся Израилем.) Под рассказом Иоанна об Иисусе скрывается история; однако этот исторический Иисус не на поверхности – он скрыт в глубине, и его, так сказать, надо еще оттуда достать. Это задача не для богословия, а для исторической и литературной критики, и пусть даже она может иметь и богословское значение… разговор об этом мы оставим на другой раз.