— Угадал. — Палач изобразил руками работу мастера за кругом: — Как ты их всех помнишь? Этот оказался более изобретательным, припер с собой глиняные башмаки для тебя, чтобы не обожгло пятки, и всякую дрянь — вазочки, тарелки, горшки — в оплату услуги.
— Хороший мужик, — улыбнулся Икар и взглянул на свои ступни. — Интересно, откуда он взял мой размер? Потом, наверное, у тебя побывал Художник, я их встречал в таком порядке.
— Да, — Палач выдохнул облако ледяного пара, — Художник. Очень уж хотел написать твой предсмертный портрет, за услугу, шельмец, предлагал визит своей натурщицы.
— Да как он мог?! — возмущенно вскричал Икар.
— Наш человек, — довольно хохотнул Палач. — Когда появился странный персонаж, величающий себя Целителем, я уж, грешным делом (тут черный человек облизнулся непомерно длинным языком) подумал, что будет предлагать для тебя обезболивающее, ан нет, яд, быстродействующее зелье, но из гуманных соображений.
— Подлец, — констатировал Икар.
— Хотя, если подумать, — Палач покачал головой, — то же обезболивающее. Взамен предлагал одурманивающие настои, кого хотел удивить.
Палач протер глаза под капюшоном, видимо, от слез умиления.
— Дальше — больше. Вваливается ко мне в самом непотребном виде существо, именующее себя, ни много ни мало, Поэтом, Властителем Слова, с двумя бутылками дешевого портвейна, одна — вам, мой друг, для храбрости, вторая мне, залить отчаяние и стыд. Я выгнал скотину, так он, животное, выпил обе тут же, да еще и нагадил возле двери.
— Какой ужас… — прошептал Икар, словно он сам помочился на пороге у собеседника.
— Ужас ждет его впереди, — философски заметил Палач, и под капюшоном красными огоньками сверкнули его глаза.
— Вообще, вчера у меня был проходной двор. Стоило оттащить подальше бездыханное тело стихоплета, как возник Священник, вот уж кого меньше всего хотелось видеть у себя дома. Как водится у всех церковных крыс, с ходу начал продавать воздух — за разрешение отпустить грехи осужденному пообещал простить все шалости палачу, то есть мне.
Черный человек снова противно хохотнул.
— После церкви я встретил Каменщика, — вспомнил Икар.
— Верно, он-то и сменил святошу на посту просящих за тебя, — подмигнул Палач. — Очень упрашивал показать тебе, где в кладке тюремной стены замковый камень (вечно он носится с ним) — вытащи его, стена рухнет и узник на свободе.
Палач повертел головой по камере:
— О, вижу его. А взамен обещал построить для меня все, чего не пожелаю.
— Мне он тоже понравился… — задумчиво пробормотал Икар.
— Едва Каменщик хлопнул дверью, — продолжил Палач, — как в комнате запахло сдобой, и на пороге появился Пекарь с корзиной булок, кренделей прочей кулинарной белибердой, которую я не потребляю вовсе. Предлагал для Икара самые сухие дрова, чтобы полыхнуло так же, как и на Солнце.
— А я бы съел сейчас булочку, — мечтательно произнес осужденный.
— Ну да, — хмыкнул черный человек, — ногтями-то не наешься, держи, — и он протянул неведомо откуда возникший аппетитнейший кренделек с маком и в сахарной пудре: — Знал, что захочешь.
— А что будущая мать? — не успевая проглатывать, спросил Икар, припомнив последовательность своих встреч.
— Пока еще носит, рыдала у меня на плече битый час, — вздохнул Палач, — ничего не просила, ничего не предлагала. В общем, одна вода, да и только.
— Бедная женщина, — закончив с булкой, подвел итог Икар.
— Ну и последний проситель, — потер руки Палач, — Казначей, человек дела, с порога предложил подкупить стражу и организовать побег, мне же, в качестве компенсации, как заведено, тридцать сребреников.
Черный человек захохотал на всю тюрьму:
— Бедняга и не понял, что это мои деньги. Ну что, — он повернул черное лицо к лунному свету, — догадываешься, что выбрал я для тебя?
— Думаю, Каменщик уговорил, раз ты знаешь, где его хитрый камень, — Икар пошарил в темноте взглядом по стенам. — Но мне не нужен побег, мне нужен полет.
— Чтобы определить, где слабое место, мне не требуется Каменщик, — прогремел Палач. — Я выгнал их всех, никто не указ Черному Человеку. За стенами города, в западной части гнилых болот растет кустарник, что стороной обходят звери и облетают птицы, да и редкая гадюка заползает под его сень. Хворост из его ветвей не дымит, но горит медленно, и ты на таком ложе будешь умирать очень медленно. Вот каков мой выбор.
— Ты не палач, я знаю, кто ты, имя твое ведомо мне, — торжественно произнес Икар.
— Здесь нет секрета, — взвыл Палач. — Я Враг рода человеческого.
— Я назову тебя иначе, — возразил Икар, — имя твое Дедал. Человек, стремящийся к Солнцу, желающий вернуться в Рай, но остающийся на месте, просто глух к голосу своей души, ее величает Дедалом всяк, кто рожден Икаром. Вернуться домой, подняться к Солнцу возможно только на крыльях Любви, а люди пытаются сделать это на крыльях Эго.
— Завтра ты получишь свои крылья, — сказал Палач, и засов громыхнул с другой стороны тюремной двери.