Икар из Пичугино тож

Репродукция висела как раз напротив кресла, поэтому, каждый раз засыпая и просыпаясь, Алеша бросал на нее свой взгляд. Сначала он видел картинку мельком, цветным пятном на стене, где доминировали белое, голубое и коричневое. Все это было смазано в общую кучу; множество деталей оказалось слеплено в непонятный ком. Затем со временем вдруг стал различаем корабль на среднем плане. Алеша заметил его этой весной, когда впервые после зимы они всей семьей приехали на дачу. В дождливый день или валяясь утром в постели Алеша мог подолгу разглядывать фрегат, воображая его героем приключений, как в тех фильмах, что он так любил. Мальчик переносил на корабль персонажей из разных книг, вовлекая их в только что придуманные лихие авантюры. Он искренне удивлялся себе: и как он мог не заметить этот корабль прежде?

В другой раз Алеша разглядел пахаря с плугом. Сначала его привлек странный средневековый наряд трудяги. Этот серый то ли фартук, то ли халат, красная рубашка под ним, ноги, узко обтянутые штанами, похожими на колготки, и, наконец, серая шляпа, которая горшком топила под собой голову крестьянина, будто была ему велика. Одеяние пахаря было похоже на праздничное, благородное, и потому в голове мальчика не укладывалось, что тот выполняет какую-то тяжелую работу. Мужчина делал это слишком легко, словно танцевал на сцене. И эти борозды — гораздо больше они были похожи на ступени подиума, чем на взрыхленную землю.

А потом Алеша обратил внимание, что море на изображении похоже на каток, особенно та его часть, что уходила к горизонту. И рифы, и мелкие кораблики там будто вмерзли в голубую гладь. Так и хотелось взять коньки и сделать на ней пару росчерков. Затем взор обратился к центру, где пастух, опершись на свою палку и запрокинув голову, задумчиво смотрел в небо. Ну конечно, там же в вышине крылатый человек… Алеша долгое время гадал: что, если это сам Бог? Борода, крылья и свет — не может быть никаких сомнений. Источник света, правда, находился позади фигуры, но на одной с ней высоте, поэтому воспринимался с парящим персонажем как единое целое.

«Бог, пахарь, пастух, рыбак, корабль — это наверняка про то, как устроен мир. Каждый должен заниматься своим делом: кто-то сеет, кто-то пасет скот и ловит рыбу, а кто-то перевозит товары. Так заведено», — размышлял Алеша. Он никогда не спешил спрашивать у старших о том, что его занимало. Гораздо интереснее было объяснить все себе самому. «Что толку в ответах взрослых, — сетовал мальчик. — Ведь в их словах так мало фантазии…»

Алеша придумывал удивительные ответы на свои вопросы. Многие из них были вполне логичными и правдоподобными, пожалуй, даже не по годам рассудительными. Так случилось и на этот раз. Алеша радовался, как он ловко все разобрал. Чего тут еще думать? Других вариантов просто и быть не могло. В очередной раз у него имелись все основания быть довольным собой. И все было хорошо, и уже можно было спрашивать у деда, о чем на самом деле эта картина, но тут Алеша увидел торчащие из воды ноги в правом нижнем углу репродукции.

Что случилось? Тысячу раз он смотрел на изображение, но никогда не замечал этой детали, а тут вдруг увидел. Это стало сильным потрясением для мальчика, которое обернулось в первую ночь бессонницей, а во вторую — самым настоящим ночным кошмаром. Выстроенная Алешей логика мироустройства на картине рухнула в один миг. Его поразила даже не столько гибель человека, сколько окружающая идиллия вокруг. Оказывается, никому до этого не было никакого дела. Ровным счетом никакого. А как же Бог? Ведь Он был совсем рядом. Он все видел. А из воды, рядом с ногами, летят вроде как перья… Как это понимать?

Увиденное невероятно потрясло Алешу, потому что в их семье, где Бога представлял такой же бородатый и умеющий летать на дельтаплане дед, мир виделся иным.

Главой семьи Глебовых был Алешин дед Сергей Иванович. Его маленькое королевство охватывало двенадцать соток земли на даче и городскую четырехкомнатную квартиру. Разумеется, созданное им было бы неправильно определять лишь в имущественном измерении. То здание, над которым трудился всю свою жизнь Сергей Иванович, было куда значительнее. Оно укоренялось в его жене, дочери, зяте и трех внуках. Именно они составляли его главный капитал.

Единственное, о чем жалел Сергей Иванович, — так это о том, что у него был всего лишь один ребенок. Первая беременность его жены, закончившаяся неудачей, на несколько лет страшной сургучной печатью запечатала для них эту тему, да и потом бесконечные разъезды не смогли поспособствовать благополучному обрастанию детьми. Но что сетовать теперь… К счастью, у него было аж трое внуков.