Икар мне друг

…А время коротается
И скоро скоротается,
А в Риме не останется
Ни Спартака, ни Цезаря;
Тяжёлая, как цепь, заря
Скуёт страну Италию.
А время коротается
И скоро скоротается,
А в раме стёкла таяли
От жгучих взглядов солнечных,
И день сказал, пополдничав,
Что вряд ли кем-то станем мы…
И вровень сны со стаями
Стремятся к чудо-острову,
Но осенью непросто им
Укрыться от восстания….
А время коротается
И скоро скоротается,
А мне б немного таинства,
И скука бы развелась,
С годами холоднее страсть
К сомненьям и скитаниям.
Уже не слиться в танце нам
С беззвёздной синей вечностью,
Холопы быстротечности,
Мы пропустили станцию…
А в Риме пахло падалью,
И осы в розы падали,
Овраги темень прятали,
И врозь старели статуи,
А Вронский умер в Сербии
Под воскресенье Вербное,
А Байрон умер в Греции,
Эх, хоть чуть-чуть согреться бы…
А время коротается
И скоро скоротается,
И врать уже бессмысленно,
Уже грехов бесчисленно,
Мечты уже прокисли, но
Не всё ещё потеряно,
Осталась шляпа с перьями
Из детского поверия.
Когда уйдёшь непрошено,
Узнаешь цену проседи,
В ружье опять патрон сидит,
Но время коротается
И скоро скоротается,
А в ране боль беснуется,
А в раме глохнет улица,
А в мире всё по-прежнему.
И в Риме неизбежностей
От нас лишь пыль останется —
И время скоротается.

«О чём молчит валет обыкновенный…»

О чём молчит валет обыкновенный,
Пока ещё не торжествуют ложь?
– Каких был лет царевич убиенный?
– Молчи, старик, Григория спасёшь.

Покрой тузом валета козырного

И между ними ниточку продень.
Вот над детьми Бориса Годунова
Нависла самозванца злая тень.

История разбрасывает угли.

Отрепьев мёртв. Марине нужен вор…
На теплоходе проплывая Углич,
Я с девушкой затеял разговор.

У спутницы моей капризны ушки,

Ей хочется мартини и со льдом.
А в Угличе усталые старушки,
Шепча молитвы, крестятся с трудом.

На миг представьте: был бы жив царевич,

Он русский бы наследовал престол.
Не нагличал бы польский королевич,
В боярах не змеился бы раскол,

И не было б ни Шуйского, ни смуты.

Побей тузом – и кончена игра.
Но в Угличе кровавые минуты
Гурьбой бегут с церковного двора.

А девушку опять зовут Мариной,

Ей странна жизнь предшественниц своих,
Она периной или пелериной
Вслепую тычется в свободный стих.

Народ! Народ! Ты помнишь ли? Когда-то…

Юродивый… Кремлёвская стена…
Страна своими нищими богата,
Чужими самозванцами скудна.

«Густая пыль на письменном столе…»