Икарова железа (сборник)

Десять вечера. Странный шум за дверью камеры. Громкие голоса, спорят. Наконец заходит мой адвокат. Вид у него чрезвычайно довольный. Он говорит, что апелляция принята, мое дело будет пересмотрено. Он говорит – сволочи, тянули ведь до последнего! Он радуется, как ребенок, даже слегка подпрыгивает на пружинистом полу камеры. Он пожимает мне руку и, как всегда, слегка вздрагивает, соприкоснувшись с пластиком на моих пальцах. Он говорит, что завтра утром меня переведут из камеры смертников в обычную. Он говорит, мне выдадут одежду и снимут с пальцев эти дурацкие штуки. И пластину с зубов тоже. Он говорит – как жаль, что тебя уже успели побрить. Ну ничего, отрастут. Он говорит, мы добьемся срока от пяти до семи.

Я спрашиваю:

– Алиса?

Прежде чем он отвечает, что с ней все тоже в порядке, я успеваю заметить какую-то тень, промелькнувшую в его веселых глазах. Эта тень делает его глаза очень старыми – но всего на долю секунды.

Когда он уходит, я пытаюсь почувствовать радость – но чувствую только желание спать, оно придавливает меня к мягкому полу камеры, как гробовая плита. Я засыпаю быстро и неуклюже – как будто падаю в глубокую яму. И только во сне я окончательно понимаю: казнь отменяется. Я больше не падаю – я лечу, лечу над рассветным городом. Я чувствую влажное трепетание ветра на кончиках крыльев. Я разрываю облако в клочья, оно розоватое, как молоко из горла фламинго, с легким привкусом крови. Я вижу с неба мою тюрьму, и мой дом, и клубки змеисто-серых дорог, и здание Human-Plus в виде мельницы, и луг с пушистой зеленой щетиной… Я слышу голос, который шепчет:

– Никогда, никогда не сбудется…

От этого голоса я просыпаюсь. Сердце колотится в горле. Я поднимаюсь и иду к раковине. Умываю холодной водой лицо, умываю свою бритую голову. Волосы уже слегка отросли – щетина приятно колет мне руки. На секунду вспоминается ощущение пластиковых насадок на пальцах – память тела. Это нормально, это бывает. Память тела живет до года.

И эти сны – повторяющиеся тоскливые сны, – врач говорит, что это тоже нормально. То есть, раньше такого у меня не было, но ведь все бывает когда-то впервые.

А вот болей, тошноты и разбитости нет. Я сторонник мягкого выключения – в этом все дело. Я всегда прошу, чтобы приговор исполняли во сне. Как свиньи пугаются мясника на убое и отравляют паникой свое мясо, так и эти отравляют страхом все тело во время казни – ходишь потом неделю разбитый. А когда их выключают незаметно, во сне – причем после радостного известия о помиловании, – это совершенно другое дело. У них тогда, наоборот, эндорфины, гормоны счастья…

Такая казнь – это, конечно, дополнительные затраты: платить адвокату, платить тюремному персоналу, то-се, – но я могу себе это позволить. И переплачивать за каждое тело пятнадцать процентов – тоже могу. Единственное – и здесь у меня очень четкие принципы – подбор тел, всякие там маркетинговые ходы, сбор улик, фото– и видеосъемка, судебные издержки – это все за счет фирмы. Они каждый раз пытаются торговаться, но я стою на своем. Хотя, конечно, в профессиональном плане у меня к ребятам из «Хьюман» претензий нет. Отличная, например, эта шняга с подсадкой в птиц. То есть сразу – идеальная целевая аудитория. Молодые, здоровые, романтично настроенные, безденежные (значит, не наймут адвоката, а воспользуются предоставленным), женатые (значит, без проблем в половой сфере)…

Я люблю брать тела сразу парами, могу себе это позволить. Может быть, кто-то сочтет это извращением – но пусть он сначала добьется моего статуса, социального или хотя бы финансового, пусть подселится единовременно в двадцать тел, пусть научится управлять ими слаженно, а потом уже высказывает обо мне свое мнение. Да, мне нравится совокупление собственных тел. Гораздо лучше и интереснее, чем обычная мастурбация, и гораздо удобнее, чем половой акт с кем-то внешним. Ты и мужчина, и женщина одновременно, слегка смещаешь фокус то на женское тело, то на мужское. Ты точно знаешь, чего и как тебе хочется, не нужно никому угождать. При этом тела – если раньше они были парой – физиологически хорошо совместимы и, образно выражаясь, помнят друг друга.

Немного, правда, смущает эта вчерашняя история с новой парой. Все было вроде бы замечательно, мы приближались к оргазму, я слегка сместился в мужскую сторону (но самую малость, чтобы и женщину чувствовать тоже) – и вдруг, на пике, уже на подходе, я перестал распознавать ее тело. Ну, то есть, я вообще не ощущал его как свое. А ощущал как чужое – горячее, влажное, постороннее женское тело. Дальше – хуже. Я и мужское на секунду почти перестал ощущать. В каком-то мареве, в каком-то облаке все, как будто я вот-вот потеряю сознание. А потом боль – сильнейшие спазмы в районе солнечного сплетения. Как будто там, внутри меня, билась птица в смертной тоске. И вот тогда я, сам не знаю, зачем, прошептал: «Алиса» – и эта боль, эта тоска вышли из меня вместе с семенем, как будто вырвалась птица…