Их было 999. В первом поезде в Аушвиц

Что делала Пегги, собрав вещи? Возможно, остановилась у зеркала и, разглядывая свое лицо, подумала, каким взрослым оно вдруг стало. Или, чтобы выглядеть изящнее, разглаживала густые черные волосы, накрутив их на носки. Раньше ей ни разу не доводилось уезжать куда-то в одиночку, но от мысли о денежной помощи семье веяло чем-то зрелым и ответственным. Ее, как и большинство подростков, манила взрослая жизнь, ей хотелось ринуться туда сломя голову. Вздыхая от предвкушения, Пегги воображала, что ее ждет собственное приключение. Ей не терпелось отправиться в путь.

Когда в тот же день, но только в другой деревне, неподалеку от Стропкова, у дверей дома Берковицей появился местный полицейский со списком, их дочери уже сидели в тайнике. Мать Берты заявила, что дочери гостят у родственников, но полицейский уже устал слышать эту фразу и пригрозил, что, если с ним не пойдет хотя бы одна из дочерей, он заберет господина Берковица.

Бертины родители спросили, куда повезут девочек: им хотелось знать, чем будут заниматься их дочери, – а каким родителям не хотелось бы?

– Обувная фабрика, – ответил полицейский, и они решили, что это звучит не так уж страшно.

Госпожа Берковиц позвала 16-летнюю Берту. Младшая дочь Фанни осталась в тайнике.

– Не волнуйся, – успокаивала Берту мать. – Я пойду с тобой на регистрацию.

Полицейский подождал, пока они сложат кое-какие Бертины вещи в небольшую сумку. Когда Берта вышла на середину комнаты, отец жестом пригласил ее присесть на табуретку. С мокрыми от слез щеками он положил руки на ее голову и стал молиться: «Бог поможет тебе. Ты скоро вернешься». Она впервые видела, чтобы отец плакал. Это были его последние обращенные к ней слова.

– Не забудьте снять белье! – на выходе из дома крикнула мать Берты сыновьям. Заледеневшие рубашки и носки на веревке трепетали под порывами ветра, словно неуклюже прощаясь.

Госпожа Берковиц вместе с полицейским проводили Берту и ее лучшую подругу Пеши Штейнер в деревню Капишову, где им велели остаться на ночь. Утром девочек заберет автобус. Берта и Пеши переночевали у одной своей приятельницы вместе с другими девушками из окрестных деревень, которых тоже привели матери или отцы. Девушки спали на полу, и в их тревожных снах звучали сдавленные, исполненные ужаса голоса.

– Я плохо спала в ту ночь, – рассказывает Берта. – А мать вообще не сомкнула глаз. За одну ночь она состарилась лет на десять.

Наутро в понедельник полицейский пришел за Пегги. До города – два часа ходу, и мать завернула ей в дорогу бутерброды и кое-какие сладости. Пегги обняла на прощание братьев и родителей. Закутавшись потеплее, обмотав шею и плечи шарфом, она помахала рукой и отправилась навстречу приключениям.

Единственный путь из их долины – грязная дорога между заснеженных гор. Земля была твердой и промерзшей. По мере того как лимонного цвета солнце поднималось из-за вершин, утренние тени укорачивались, отклоняясь к лесу.

В следующей деревне под названием Брусница к Пегги примкнула Анна Юдова (21 год). Они обе выросли в словацкой фермерской глубинке среди соседей-неевреев, и внешний мир мало их заботил. В дороге с нетерпеливого лица Пегги не сходила широкая улыбка. Ее густые темные волосы были заколоты сзади под шляпкой, прикрывая уши, – чтобы не мерзли. Через час их конвоир забрал по пути еще одну девушку, Ружену Кляйнман[29]. Они шли втроем, помахивая сумками и жизнерадостно болтая на бодрящем утреннем воздухе.

Когда Пегги с Руженой и Анной дошли до автобусной остановки в Стропкове, они застали там еще 40 молодых женщин. Юные звонкие голоса галдели, обсуждая таинственные «общественные работы». Некоторым – как и Берте – сказали, что они будут работать на обувной фабрике, а другим – что на фермах. Водитель автобуса приветливо улыбался девушкам, но и он ничего не знал кроме того, что они едут в Попрад. Песах отпраздновали всего неделю назад, и девушки тут же принялись обсуждать, отпустят ли их домой на седер, ведь до Попрада – всего пара часов.

Мать Берты, госпожа Берковиц, относилась к Пеши Штейнер как к дочери. Когда все садились в автобус, она посмотрела на красивое лицо Пеши и взяла ее за руку. Остальные девушки, с которыми вместе они шли, остановились рядом.

– Обещайте, что будете заботиться друг о друге, – обратилась она к ним. – И не забывайте, что Берта – ваш ребенок. Присматривайте за ней, как за собственной младшей сестренкой.

В тот момент их связала сестринская клятва, они ощутили себя частью одной семьи. Целуя мать на прощание, Берта почувствовала, как что-то в глубине ее души вдруг изменилось. «В тот момент, – вспоминает она, – я сильно повзрослела».

Автобус прокашлялся и зафырчал. Из ржавой выхлопной трубы повалил черный дым, и в ноздри полез едкий запах бензина. Девушки возбужденно болтали и не ощущали совсем никакой грусти.

– Никто и подумать не мог, что мы видим родителей в последний раз, – говорит Берта. – Мы просто ненадолго уезжали и собирались вскоре вернуться.