Их было девять…

– Ну, не знаю, может, ты опять захочешь к нему вернуться? – пошутил я, желая закончить неприятную и непонятную сейчас для меня тему. Но, несмотря на это, внутри у меня что-то затеплилось, загорелось. Было ощущение, словно маленький уголёк, еле тлевший на ветру, вдруг стал пылать ярче, с каждой минутой набираясь сил и решимости. Он, недавно погибавший, почти промокший под холодным дождём, вдруг начал жить. Я подсел к парням за стол и тоже начал вместе с ними травить анекдоты. Хотелось просто отвлечься и легко провести время. Конечно, мысли о Ленке и об Оле не покидали меня, но я старался их отпустить хотя бы на время. И, вообще, меня иногда просто напрягал тот факт, что я всегда, почти в любой ситуации, старался думать о других. Вот не переживал бы я за то, что Ленке будет неприятно узнать о моих чувствах к Оле, не переживал бы за Ольгу и Павла, так я бы уже давно подошёл к девушке, которая мне действительно очень симпатична, и обо всём бы рассказал. Вот, как Иван. Он бы, точно, не мешкался, не юлил, как я, а добивался и обязательно бы добился расположения любимой девушки к себе своим упорством и постоянством. А я тут, вроде как, ухаживал, ухаживал за Ленкой, проводил с ней почти всё своё свободное время, а потом, – бац, – подошёл к Ольге и признался ей, что чуть ли не с самого первого дня пребывания здесь влюблён в нее. Мне кажется, что это будет выглядеть даже слегка нелепо и неправдоподобно. Я бы, наверное, на месте Оли не поверил бы в это признание. Ольга сегодня из комнаты так и не вышла, – может, не хотела никого видеть, а, может, стеснялась показаться ребятам после разборки с Павлом. Я пока тоже не решился к ней подойти, – пусть она сама осознает точно, что ей надо, и надо ли, а там – будет видно. По крайней мере, в ближайшие пару-тройку дней, я думаю, ей будет пока не до меня. Ленка тоже, видимо, решила сегодня больше не доставать меня своими разговорами, так как я дал ей понять, что не в духе и очень устал за весь день. Пока я сидел с парнями за столом, она ушла спать. Далеко за полночь, почти к рассвету, появилась вся компания, во главе с Димкой Сухаревым. Они все, как один, были довольные, выпившие и счастливые. Разговаривали громко и без умолку. И, по-моему, им было абсолютно всё равно, что основная часть ребят уже спят, кроме меня, Егора, Олега и Юрки, и что завтра всем очень рано вставать. Павел, как ни странно, тоже выглядел повеселевшим, словно с его плеч сняли тяжёлый груз, который мешал ему в течение нескольких дней, тянул к земле и натирал спину. Даже, глядя на меня, он улыбался.

– Ребят, как здорово мы сегодня гульнули! Просто слов не подобрать, как! – воскликнул Димка Сухарев, всё еще переодетый в Костины футболку и штаны. Родители Лизки снова уехали в соседний посёлок, к бабке с дедом. Они через день там бывают. Иногда с ночёвкой остаются. Поэтому Лизка без проблем приглашает к себе домой молодёжь, и парней, и знакомых девчонок. Да и, когда родители дома, она тоже зовёт к себе, так как они сами её побаиваются, исполняют все ее желания и прихоти. Она с матерью разговаривает, как с ровней, а отца вообще ни во что не ставит. Он у них выпить любитель. Так, мать периодически выгоняет его из дома, и он ночует под дверью. Лизка тоже так же к нему относится. Ну, дело не в этом. Сегодня мы «поменялись» с Костиком одеждой и манерами. Я вёл себя более скромно, почти молчал всю дорогу, а, Костик, наоборот, старался шутить, в общем, пародировал меня, как мог. Ну, я сначала думал, что нас раскроют минут через пять-десять, но, ничего! Проканало! Представляете? Никто ничего и не заподозрил! Конечно, сначала было непривычно отзываться на чужое имя, но потом, – ничего, привыкли, и стало даже как-то забавно. (Тут Сухаревы оба громко захохотали. И мне показалось, что Костя, примерив на себя образ брата, даже сейчас стал вести себя более смело и раскованно, чем обычно. Словно, не вышел до сих пор из образа. А, может, и не хотел из него выходить). Наверняка, если бы можно было загадать желание о том, чтобы поменяться с братом телами, Костик обязательно воспользовался бы этим. Даже, не раздумывая ни минуты. Димка подавлял его своим авторитетом, чего даже не скрывал, а Сухарев «младший» комплексовал по этому поводу, и, кажется, любое слово, которое хотел сказать, обдумывал и взвешивал прежде, чем озвучить. Поэтому, чаще всего и предпочитал промолчать.