Их было трое (сборник)

деленный.

Ахметка выполнял упражнения быстро, порывисто,

даже вспотел от старания. Он торопился, как будто

боясь, что сейчас у него отберут винтовку или гранату.

Знаур делал все обдуманно, не спеша, «ухватисто». А

Костя брал в руки оружие с видом знатока, дескать,

для нас дело плевое, не новое, немало мы постреля-

ли на своем веку и побросали гранат...

Время близилось к обеду.

Дневальный по кухне пробовал кашу из. большого

половника, дул и обжигался. Из казармы доносился го-

лос Мильдзихова: «Никаких оправданий! Чтобы завтра

были все помыты и одеты в чистое белье. Тиф — вто-

рой Врангель...»

Перед обедом Бибиков доложил взводному:

— Пополнение готово к стрельбе в боевых условиях.

— А ну, идемте, проверю,— Мильдзихов недоверчиво

покачал головой.

— Да вы не сомневайтесь, товарищ взводный. Это ж

природные абреки. Они с пеленок учились стрелять...

— Нехорошо, товарищ Бибиков,— упрекнул взвод-

ный.— Абрек есть разбойник с большой дороги, а они —

красноармейцы.

— А ведь я мечтал, что абреки — такая нация...

— Учти на будущее, Бибиков. И понятней объясняй.

Откуда ты взял «прицельный» глаз?

— Проклятая унтер-офицерская муштра заела. И то

сказать, на барышню смотришь «прицельным» глазом,

до того въелась эта наука. Никак не можем сбросить с

себя оковы империализма...

166

— Ну и чудак же ты, Бибиков,— «оковы»... Запом-

ни, что ты теперь красный командир и должен оставить

всякую зубрежку.

— Слушаюсь!

Взводный приказал выдать новобранцам боевые ка-

рабины.

До самого вечера Знаур, Костя и Ахмет чистили и

смазывали свои винтовки, забыв от радости про ужин.

В комнату для чистки оружия заходили Мильдзихов и

Бибиков, давали советы.

— Запомни, товарищ Кубатиев,—наставительно го-

ворил отделенный Знауру,—твой карабин имеет номер

172683. Спрошу тебя через двадцать лет —должон от-

ветить без запиночки!

— Вот это дело!—одобрил взводный.—Такой обы-

чай мы возьмем у старой армии.

Когда командиры ушли, Ахмет излил свои чувства.

— Ну теперь пускай попадет на мой глаза разный

белогвардейский свинья,—задиристо говорил он, глядя

в сияющий канал ствола,—газават* будем делать...

— Самим надо проситься, а то досидимся, пока ни

одного живого беляка не останется...— недовольно заме-

тил Костя.

После ужина Пелла Мильдзихов читал бойцам мест-

ную газету «Рабочая власть».

Костя Коняхин ушел на кухню чистить картошку,

Знаур и Ахмет остались слушать.

В передовой статье — «На Врангеля!» — давались

выдержки из письма ЦК партии всем партийным орга-

низациям России.

— «В ближайшие дни,—читал командир взвода,—

внимание партии должно быть сосредоточено на Крым-

ском фронте. Мобилизованные товарищи-добровольцы

должны отправляться на Юг. Последний оплот контрре-

волюции должен быть уничтожен...»

— А разве мы поедем в Крым?—удивился Ахметка.

— Нам и здесь хватит работы,— ответил Пелла,—

пока армия повстанцев существует.

Знаур слушал взводного и думал: «Баделята сдела-

ли несчастной и обездоленной его мать,.,» Самые первые

* Газават /тюркос./ — война. Здесь — беспощадное уничто

жение.

167

кунаки баделят и алдаров — заговорщики из дома Дзи-

аппа и их заморский гость мистер Стрэнкл — готовят

удар кинжалом в спину... Кому? Лучшим друзьям Знау-

ра, тем, кто ни разу не назвал его презрительным словом

«кавдасард».

' Поскорей бы свести счеты с этой породой,— Знаур

представлял себя в сражении с новым карабином в ру-

ке,— а потом приехать в Москву, к дяде Северину, и

сказать: «Простите нас, дядя Григорий, за то, что убе-

жали из детдома на войну. Зато мы нашли кровников

Советской власти и спалили в огне плетень из ядовитых

змей...»(

Командир взвода закончил чтение. Наступившая ти-

шина в казарме заставила Знаура очнуться.

Дежурный объявил, что по распорядку дня —личное

время красноармейца. В этот час бойцы обычно писали

письма домой.

Ахметка тронул Знаура за плечо.

— Если бы у меня была мать, ты написал бы ей от

меня письмо?

— Написал бы, раз ты сам не умеешь.

— Верно, я совсем плохо пишу. Клянусь аллахом,

мать очень радовалась бы, если бы получила письмо от

меня. Но ее нет, она умерла, когда я родился. А отца

убили на большой дороге: он был абреком... Давай напи-

шем тете Хадзи письмо! Да?!

«Хороший друг, этот ингуш»,— подумал Знаур и от-

ветил:

— Письмо моей нана? Ты правильно сказал. Напи-

шем. \

— Костю тоже подпишем в конце. «Салам тебе, на-

, от двух друзей Знаура—двух его братьев»...

Ребята пошли к ротному писарю за бумагой.

Пелла Мильдзихов сидел у раскаленной докрасна

«буржуйки» и доказывал отделенному Бибикову, что

с дисциплиной в осетинской иацбригаде еще «е-все

гладко.

— Я сам слышал в бою, как белые кричали: «Бей

осетинских разбойников!..»

168

— Так то же белые,— возражал Бибиков.— А сами-

то они кто? Население грабят — факт. Эскадронный За-

летайко или Загоруйко, не помню, как его, рассказывал

нашему политруку, что в Барсуковской повстанцы мир-

ных станичников порубали на куски.

Пелла, прищурясь, подправлял языком жиденькие

усы, которые совсем не украшали его длинное, худое

лицо.

— Это верно,— сказал он.— Но ответь, почему кони

нашего ротного обоза такие сытые, хотя две недели ин-

тенданты не дают сена?

— Трава еще стоит зеленая... «