Вот только какую-то из битв он проиграл, и не обязательно на поле боя – слишком маленькой и незаконченной была его гробница. Как правило, склепы строили еще при жизни будущего хозяина, да вот только смерть пришла к нему слишком внезапно, а потомков он после себя не оставил: они бы закончили начатое и достроили усыпальницу. Поэтому, видимо, корона вместе со всей остальной утварью и оказалась в погребальном покое — иначе мне сложно было понять, какой глупец запер в могильной темноте могущественный артефакт, преобразующий живое. А вот несведущие слуги, боявшиеся хозяина как огня, вполне могли так поступить…
Но как бы я ни был впечатлен достижениями химеролога, главные враги ждали меня не внутри гробницы, а снаружи. И вот от них-то я сейчас и спасался, баррикадируя двери похоронной камеры чем только можно.
Оставленный возле главного входа глаз-наблюдатель высветил передо мной четкую картинку чего-то малопонятного, сейчас пробирающегося внутрь. Черные, маслянистые, густые капли одна за одной просачивались сквозь дверь, падая на пол, постепенно разъедая прочное дерево дверей. Собираясь в крохотные лужи, они скапливались под дверью, продолжая свою явно осмысленную работу.
Гракула гибкой тенью вынырнула из лаза, прорытого кротом, и сразу прильнула ко мне, взбираясь на шею. Голова слегка закружилась от образов, передаваемых ею, но главное я понял: впереди опасности нет, а значит пора. Я юркнул в проделанную нору и отдал команду кроту обрушить ход за мной, а сам устремился наружу. Обдирая руки, мысленно выругал Хозяина Игры – мог бы сделать крота и покрупнее, чтобы по его проходам мог пролезать кто-нибудь крупнее червей.
Я продолжал лезть, время от времени поглядывая на планшет: еще один глаз показывал комнату с саркофагом, из которой и начинался прорытый проход. В помещение, миновав завал из сундуков, втекло нечто отдаленно похожее на густо обляпанную смолой и грязью человеческую фигуру. Явно осмелев, оно миновало завал и сейчас искало меня. Ну что же, у меня для тебя сюрприз! Мысленная команда Тай и экран залила ослепительная вспышка плазменного взрыва.
Медальон игрока потеплел, а голова закружилась от притока эмбиента. Готов. В замкнутом помещении взрыв плазмы не оставил нежити и шанса. Весьма опасный враг уничтожен, путь отхода скрыт – может это даст мне дополнительный шанс убраться отсюда. Взглянув на медальон, довольно хмыкнул. Неплохо. Приток эмбиента за уничтожение этой нежити был значительно больше, нежели за убийство обычных смертных. Ладно, продолжим ползти вперед.
Узкий проход закончился выходом наверх, следом за мной, пыхтя, вылез кристаллический крот и внимательно уставился на меня в ожидании команд. Сейчас, приятель, не до тебя. Взмах Активатором, и он исчез: пока ты мне не нужен, а привлечь ненужное внимание можешь. Сверившись с картой, я быстро рванул вперед. До нужной мне гробницы оставалось не больше нескольких сотен шагов, она стояла почти возле разрушенного перехода наверх. Скорее всего ее построили одной из первых.
Я бежал вперед, решившись положиться на скорость, а не на осторожность, благо путь был заранее проверен. Бег сквозь опостылевший уже зеленый туман с перепрыгиванием через обломки разбитых статуй и вздыбленные каменные плиты пола периодически сменялся судорожными попытками как можно скорее продраться сквозь завалы обрушившихся камней и перекрытий. Чем ближе к входу — тем больше разрушений.
Нежити, как ни странно, почти не было видно. Вдалеке, возле разбитых дверей, ведущих вглубь гробницы, мелькнули призраки аритшеев. Потом, чуть дальше, возле разрушенного мостка, я заметил несколько застывших мертвых стражей. Но больше никого было. Удивительно пусто, думал я, пока гракула, исправно показывавшая мне картинку вокруг, не высветила неожиданно крупное скопление нежити в боковом зале. Сотни крохотных красных точек то беспрерывно перемещались, то замирали на месте. Странно. Чуть приблизившись, готовый ко всему, я осторожно заглянул туда, чтобы понять, с чем я столкнулся. И от увиденного впал в ступор. Сотни крысиных трупиков кружились в танце: то ускоряясь, то замедляясь, они двигались в безумном хороводе, положив иссохшие лапки на плечи друг другу, в такт странной мелодии. Отойдя от этого сюрреалистического зрелища, я, наконец, заметил того, кто ее создавал – на краю разбитого саркофага сидел скелет в разорванном балахоне и играл на костяной флейте, руководя безумным танцем. Из инструмента не вылетало ни звука, но мелодия лилась и струилась у меня в голове, дополняемая тихим скрежетом когтей многих сотен лап об камень пола.