Их любимая кукла

− Значит, Женя ваша общая женщина, − вдруг произносит Чарпатчхе заинтересованным тоном. – А вы тогда… её мужчины? Это закреплённый тройственный союз? Я правильно понимаю… природу ваших отношений?

У меня чуть вилка из пальцев не выпадает. О каком союзе вообще речь? Почему она вообще спрашивает об этом?

Лица Са-арда я не вижу, зато прекрасно могу наблюдать, как сужает глаза Шоа-дар.

– Да, Ж-ш-шеня – наша женщина. А мы – её мужчины, – произносит он ровным тоном. – Остальное тебя не кас-с-сается.

– Значит, не запечатлённый, – невинно улыбается наша гостья с лицом Тани. – У вас не принято брать обязательства перед своими постоянными партнёрами? А само постоянство принято? Простите мне моё любопытство. Мне нечасто выпадает возможность пообщаться с представителями других рас. Это так невероятно, что вы прилетели на ту же планету, где меня удерживали. Что смогли забрать меня. Я пребываю в состоянии, очень близком к полному восторгу. И мне всё очень интересно. Особенно ваши взаимоотношения. Это такое огромное поле для исследования.

– С-с-советую убавить свой исследовательский пыл, – холодно цедит Са-ард. – Иначе я сочту это, как попытку разведать закрытую информацию. Напомнить тебе ус-с-словия наш-шей сделки?

– Нет. Я хорошо их помню. Просто не ожидала, что информация о ваших личностных взаимоотношениях тоже относится к закрытой, – недовольно поджимает губы Чарпатчхе.

− Относ-с-сится, − отрезает змей старший. Тем самым закрывая наконец эту тему.

Глава 27

Завтрак выдался… занятным. Присутствие проекции Чарпатчхе аппетита нас конечно не лишило, но создало вполне ощутимую напряжённую атмосферу. На-агары не скрывали, что не в восторге от такой компании. Наша пассажирка делала вид, что не замечает этого. Ну или действительно не замечала. Мало ли, какие у её расы способности к эмпатии.

Но к моему огромному облегчению, она всё же вняла предупреждению Са-арда и больше не спрашивала о наших отношениях.

Нам бы самим разобраться, а тут ещё любопытствуют всякие.

Хотя... я всё равно постоянно чувствовала на себе её внимательный взгляд, даже тогда, когда проецируемый ею образ Таньки старательно таращился куда-то в другую сторону. Чаще всего на моих на-агаров.

С одной стороны мне было в чем-то понятно её любопытство. Я сама множество вопросов задавала хвостатым братьям, когда перестала скрывать от них своё присутствие в биосинтезоиде. А с другой... Быть объектом такого наблюдения это невероятно дискомфортно и даже неприятно. Начинаешь подопытным кроликом каким-то себя чувствовать.

Поэтому, когда она, поблагодарив за компанию и общение, наконец исчезла, не только визуально, но и с моего внутреннего восприятия, я с облегчением выдохнула.

А дальше время потекло спокойно и даже рутинно.

На-агары занимались своими делами, я своими. Периодически рядом со мной возникал Шоа-дар, чтобы переброситься парой слов, или потискать, зажав меня в каком-то углу. Несколько раз за день я видела и Са-арда. Но его настроение оставалось неизменно хмурым и задумчивым. А взгляды, бросаемые на меня, обжигали то голодным огнём, то ледяной стужей. Кажется, ночь, проведённая нами втроём, чем-то сильно тригернула змея старшего. Или это я что-то не так сделала. Не знаю даже, что для моего душевного равновесия хуже.

Обедали мы практически в тишине. Вести какие-то разговоры, когда нас в любой момент может услышать столь обременительная, как оказалось, пассажирка, совершенно не хотелось. И, судя по молчанию братьев, не только мне. Единственное, что я спросила, это сколько нам ещё лететь до родной планеты Чарпатчхе. В ответ услышала, что осталось уже меньше одних стандартных суток, так что завтра мы, скорее всего, будем на месте.

Почти в таком же ключе прошёл и ужин. А потом меня увёл в спальню Шоа-дар. Как я поняла с его объяснений, они с братом решили не оставлять комнату управления без присмотра, пока мы не одни на корабле. И дежурить там по-очереди.

Засыпая в объятиях змея младшего, я невольно снова прислушалась к себе, не наблюдает ли кто. А потом ещё подумала, не явится ли Чарпатчхе к Са-арду, пока он один. Эта мысль меня здорово зацепила, заставив испытать настоящее раздражение, хотя, если вдуматься, я прекрасно понимаю, что он не может представлять для неё интереса как мужчина. Ну слишком всё-таки разные фенотипы. А наша пассажирка не может интересовать на-агаров. По той же причине.

И тем не менее я не могла избавиться от смутного ощущения… тревоги.

Вот и сон мой вышел тревожным.

Я снова видела маму. Она в который раз рассказывала мне, как неправильно я живу, как гублю свой потенциал и данные мне природой, и лично ею, конечно же, способности ради какой-то белиберды, и что я должна во всём слушаться матери, а ещё лучше… позволить ей занять моё место, чтобы она могла всё сделать как надо. И жизнь мою прожить, как положено, а не как попало. А когда я снова сбежала, по уже сложившейся традиции хлопнув дверью, внезапно налетела на невесть откуда взявшуюся Таню.

− Пойдём со мной, − улыбнулась она какой-то кукольной, неестественной улыбкой. – Она ждёт нас.