Вся паника спустилась в унитаз моих сожалений и проснувшихся к матери чувств. Пальцы начали водить по заключению и остановились на фамилии врача. Капецкий. Да уж, я запомнила его, еще посмеялась, что может ну его, давайте мы других вызовем. Посмеялась я пять лет назад, да. И дата, практически нечитаемая, но все еще существующая, подтвердила мои опасения.
Ну нет, мам. Ты серьезно? Вот ты серьезно? В самом деле? До такого дойти — надо быть просто нечеловеком, или тем мальчиком, который настойчиво кричал «Волки! Волки».
В дверь позвонили, затем постучали. Мать резко встала, уже явно не испытывая проблем с координацией, а я прошептала загробным голосом:
—Знаешь, мама, я вот думаю, есть ли то дно, куда ты так настойчиво падаешь. Каждый раз просто все ниже и ниже. Кажется, что вот оно дно, а нет…с той стороны постучали, нам на следующий минус пятый этаж, пожалуйста, — закусив губу, я смотрела, как до матери начало медленно доходить сказанное.
Ну так палиться — это смешно.
И мерзко.
Опять звонок в дверь. Да что ж такое. А кажется, я знаю…
Глава 21
Я только подошла к двери, как сразу услышала возню, еще и отборную брань. Голосов становилось больше, пока мои пальцы повернули ключ и распахнули дверь. Даня и Демид как раз поднимали с пола моего бывшего. У того разбитый нос, из которого хлестала кровь. На лице отображался полнейший шок. Рядом валялся букет роз и маленький пакетик со знаменитой эмблемой ОДНОЙ ОЧЕНЬ ИЗВЕСТНОЙ ЮВЕЛИРКИ.
—Господи, что происходит? — я шагнула в подъезд, но на меня метнул злющий взгляд Демид, таким образом заставляя замереть на месте. По спине аж холод спустился от подобной реакции парня.
—Может это ты нам расскажешь, что случилось, Ленок, а? Какого такого хера этот хуй с горы приперся сюда наперевес с веником? М? А что это тут у нас? — Данька подхватил пакетик, выудил оттуда бархатную коробочку и вмиг открыв ее, развернул к Диме, следом ко мне. —Это че такое, Лена?
Мой язык отказывался шевелиться, серьезно. Я потрясённо смотрела на парней, на кольцо, на ни в чем не повинный букет на грязном полу подъезда. И в этот прекраснейший момент на сцену всеобщего театра абсурда вышел мой папа с вопросом:
—Дочь, что происходит? Дима? Авраменко?
—Люди добрые, вызывайте полицию, человека убивают! — мать тоже подоспела, ей ведь теперь легко вставать и ходить. Она от моего присутствия готова и по воде пройтись как Моисей! Как будто ничего не случилось, моя болеющая мать только после ухода скорой помощи, растолкала нас с отцом и вышла на площадку с явным намерением отбивать Диму от тех, кто его сейчас обижал.
—Немедленно отошли от него! Димочка, ты как? Боже, это же кровь! Чего стоишь, Ленка? Вызывай скорую.
Картина маслом. Авраменко стояли по обе стороны от сидящего на полу Димы, который прижимал руку к носу, моя мать хлопотала и кричала всякое по типу “бандюки, наркоманы”. А папа все это время устало потирал лоб, ведь он явно устал больше всех нас вместе взятых.
Только я как изначально стояла в шоке, так и продолжала это делать, судорожно складывая два плюс два в раскалывающейся на части голове. А когда дошло, от отвращения к происходящему мне стало совсем тошно.
—Мам, ты меня таким образом решила задобрить и под шум волны замуж выдать? — слишком уж громко вышло. Демид сразу же метнул недвусмысленный взгляд на мою мать, а Данька начал ржать.
—Так она занята. Нами. Поздняк метаться, как говорится. ЖДИТЕ ВНУКОВ, МАМА.
Мое сердце остановилась. Немая сцена. Мама повернула голову в сторону младшего Авраменко и закатила глаза, выдыхая отчаянно, и сразу схватилась за сердце. Причитания полились рекой…
—Какой позор! Спуталась не просто с малолеткой, а с двумя малолетками! Какой ужас, мать до инфаркта довести захотела. Конечно, зачем ей мать, если она нашла себе сразу два, прости господи, огурца и рада им как чему-то выдающемуся. Вырастила, выучила, ночи не спала, все для нее…А она. Люди добрые…— театральное выступление набирало оборотов, теперь из соседних квартир начали выходить люди, а моя клокочущая злость смело переливалась из переполненной чаши терпения.
Резко опустив голову, я прошла к братьям Авраменко, и схватив их за руки, начала уходить прочь. Пылающие щеки не смогли скрыть ни волосы, ни опущенная голова. Я сверкала как маяк темной ночью.
—Бежишь, да? Стыдно тебе! И правильно, что стыдно! Содом и Гоморра! Ой грех, ой грех!
Я не отвечала, лишь быстрее шагала вниз, подгоняемая в спину злющими потоками брани, изрыгаемой собственной матерью.
—Стой, поганка. Если ты сейчас уйдешь с ними, матери у тебя больше нет, — ультиматум повис в воздухе оглушающим криком.
Подняв голову, напоролось сначала на маму, затем на отца. Он был бледнее стенки. С трудом удалось отвести взгляд от родителей и сделать рваный вздох. Наверное, я вообще все это время почти не дышала.