Их пленница

Руслану страшно смотреть в глаза и придется бередить раны, но трусость больше неприемлема. Он мой любовник, почти муж. О многом придется поговорить: о прошлом, о ребенке, о спешке, с которой он решил взять меня в жены, обо всем.

Значит, еду к нему.

Кости в могиле моей дочери не давали покоя и гнали вперед.

Глава 32

На перекрестке, остановившись у черты, я смотрела в сторону, кусая губы. Супермаркет напротив был оживленным, растяжки и вывески предлагали акции и скидки.

Истерики больше не было. Ее вызывает бессилие, а у меня появилась цель.

Главное, чтобы Рус пошел навстречу, не отмолчался, показывая, что мое место у него на коленях. И я, конечно, милая, мне купят подарок и почешут спинку, но на большее рассчитывать не могу. Откровенность — это дар взаимного уважения.

Мальчики ценили меня, больше, как любимое домашнее животное, чем личность. Не обижали, у меня осталось много приятных воспоминаний… Но домашняя кошка тоже может много хорошего вспомнить. Только с ней не общаются на равных.

Рус жил в центре, у него был пентхаус в «Рифе». На момент постройки он считался самым-самым в городе. Я загнала машину на парковку и вылезла наружу, щурясь на намытые стекла первого этажа, сияющие на солнце.

Набрала номер его квартиры в домофоне.

— Открой, — я задрала голову навстречу огоньку камеры, и сделала умоляющее лицо. — Открой, Руслан!

Он оказался дома — замок щелкнул. В лифте я поднималась долго и ни о чем не думала. Не знаю, с чего начать. Просто не знаю.

Дверь в квартиру оказалась открыта, но Руслан не встречал меня. Злится за сорванную встречу? Я вошла, огляделась в прихожей.

— Руслан? — сказала я в тишину квартиры. — Послушай… Вчера не смогла.

— Я здесь.

Он ждал меня за барной стойкой, отделяющей кухню от гостиной. Интерьер современный: металл и стекло. Все серое, прозрачное или хромированное. Мне его выбор всегда казался холодным и неподходящим его внешности и кипучей натуре. Он слишком живой, чтобы жить в «музее».

На Руслане были бриджи, голый торс покрыт каплями воды после душа. Черные татуировки в дневном свете выглядели бледновато. А может, в одежде дело — вернее, в ее отсутствии. С черной рубашкой они кажутся заметнее, а в темноте становятся с ней одним целым.

— Привет, — прошептала я.

Предплечья напряглись, покрытые крупными венами, выпятились бицепсы и мышцы плеч. Как я и боялась, он молчал и злился. Обещала и не приехала. Отключила телефон.

Чего же ты сам не пришел, Руслан? И есть ли тебе, на что злиться после того, как ты меня бросил?

На себя злись.

Я вдруг поняла, что ищу в нем уязвимое место. Больше ему не верю. Гадаю, с чего начать, чтобы обыграть его. Разговора начистоту лжецы не заслуживают.

— Мой ответ «нет», Руслан, — сказала я, положив ладони на гладкую полированную стойку. — Замуж я за тебя не пойду. Я поняла, что произошло. В городе враг, вы демонстрируете сплоченность. Я нужна вам только за этим.

Он не отвел глаза.

— Кто тебе сказал?

— Догадалась. Решила отказать тебе лично.

— Почему вчера не приехала?

Я проигнорировала вопрос. Ему неоткуда знать, что с теми самыми врагами я вчера принимала душ. У оборотней вне обращения обоняние не очень хорошее, но острее, чем у людей. Их запаха на мне не должно остаться — я мылась, затем вылазка на природу… Руслан смотрел на мои руки. В машине я оттерла пальцы от грязи влажными салфетками, но черный кант под ногтями остался.

— Где ты вчера была, дорогая? — он поднял взгляд.

И смотрел, как на старого друга, непутевого, но любимого. Вижу, что скучал. Скучал по нашему прошлому.

— Почему от тебя пахнет травой и яблоками?

Какой спокойный голос. Говорит мягко, как с сумасшедшей. И глаза уставшие, больные, но теплые.

Догадался.

Может быть, я и вправду обезумела. Скорее всего, так он и считает, если после предложения руки и сердца, я поехала за город, чтобы разрыть могилу нашей дочери.

Я не знала, как начать. Да нет такого способа! Нельзя говорить безболезненно о таких вещах.

— Налей виски, — попросила я. — Или водки.

— Как скажешь, — он нырнул под стойку, перебрал бутылки и выпрямился с бутылкой «Абсолюта». Стукнул стаканом об стойку, открутил с хрустом пробку и налил на треть. Запахло крепким алкоголем. — Не волнуйся, дорогая. Что случилось? Расскажи.

Теплый голос обволакивал — совсем, как пушистый плед. Понимаю. Раньше я не просила с порога выпивки.

— У меня тоже есть вопросы, — я взяла стакан, но сумела сделать лишь несколько глотков, давясь. Рот жгло от водки. — Почему Леонард стал работать на вас?

Я хотела узнать, правду он выберет или ложь.

Руслан глаз не отвел, но поставил на стойку второй стакан и наполнил водкой до четверти. А мне перехотелось пить. Пить сейчас — это трусость. Так пусть Руслан будет трусом, а не я. Выпил залпом и молчал. Уставился на полированную поверхность барной стойки, а затем зло усмехнулся.

Когда Руслан взглянул прямо, темные глаза с тяжелым взглядом меня не испугали — в глубине они стали неожиданно беззащитными.

— Руслан, — повторила я и голос задрожал.

Не уверена, что правда придется мне по вкусу.