Их пленница

Мальчики направились мне навстречу и я подала руки, чтобы мне помогли встать. Ослабевшая, после вспышки бешенства, я едва могла стоять — голова шла кругом. Кирилл усадил меня в пикап. Из меня словно вынули стержень, и я превратилось в хлипкий кисель.

Руслан вернулся в машину последним — выяснял у травницы адрес. Кир ждал развязки — то ли в салон лезть, то ли порвать на части мерзкую бабу и устроить пиршество. Рот был приоткрыт, словно он чуял добычу.

Наконец, Рус занял место за рулем: сосредоточенный, злой. Ноздри раздувались, брови нахмурены — он сдал назад по раскисшей от осенних дождей дороге, и выбрался на проселочную дорогу, уходящую в поле. Мы направились в горизонт, где сливались бесконечное серое осеннее небо и пожелтевшее поле. В этой картине можно было утонуть.

До хутора добирались молча. Я потрясенно повторяла про себя: неужели еду за дочерью? Неужели увижу ее? Это казалось нереальным.

Вдалеке показались потемневшие от времени и дождей постройки.

Хутор.

Я вытянулась на сидении, жадно рассматривая детали. Парни тоже подобрались, высматривая опасность.

Хутор оказался небольшим: два дома, амбар, несколько сараев для животных и загон для скота. Во дворе полная женщина перебирала связки трав, сортируя, что куда. Под навесом на широких поддонах сушились травы…. Сушились до дождей. Убрать не успели, и по лицу бабки читалась досада: заплесневело, испортилось, проще выбросить.

Услышав шум, она выпрямилась, настороженно глядя из-под ладони.

Руслан подогнал пикап прямо к навесу. Мы выбрались из машины, но она не попыталась сбежать — просто стояла и нервно мяла пучок душицы. От нее исходил густой запах пряностей.

— Где моя дочь? — зарычал Руслан.

Она вздохнула: тяжело и безропотно, словно ждала нас. Опустила глаза, душица высыпалась из ослабевшего кулака.

— В доме, — тихо ответила она.

Руслан спустился к дому, а Кирилл за ним. Я побежала следом, едва успевая.

— Стойте!.. — вслед крикнула старуха. — Напугаете…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Это заставило бежать еще быстрее — быстрее ветра, быстрее всех. Я хотела увидеть ее первой.

Надеюсь, она не испугается чужих, почует родную кровь. Я обогнала Кирилла, Руслана и ворвалась через скрипучую дверь в просторную и светлую прихожую. Дом был тихим, прохладным — как бывает в деревне. Деревянный пол скрипел, зато воздуха сколько — приятного, пахнущего чистотой и выпечкой.

По деревянному полу, покрытому олифой, я интуитивно пошла вглубь незнакомого дома. Заглядывала в комнаты с высокими потолками. Парни двигались следом и молчали, затаив дыхание.

В каждой комнате я ждала, что увижу ее.

Вот гостиная с большим столом и домотканым ковриком из красной шерсти. Кухня с белой печкой, пахнущей золой. Спальня с пышной кроватью… Везде пусто.

Стало казаться, нас обманули.

Сердце облилось кровью, но вдруг я поняла, что хозяйка идет позади нас. Семенит, хмуро глядя в пол, но выглядит решительно, словно твердо вознамерилась вернуть ребенка.

— Где она? — не выдержала я.

Хозяйка сурово кивнула вперед, и я остановилась на пороге просторной комнаты, залитой светом. Мебели было немного — комод, «стенка». Посреди комнаты на полу расстелено покрывало, и там сидела девочка — спиной ко мне.

Я почувствовала, что вот-вот рухну в обморок. Белое детское платье, два жидких хвостика с розовыми бантами. Россыпь разноцветных кубиков перед ней. Услышав шаги, она обернулась и улыбнулась во весь рот.

Я остолбенела, а затем робко улыбнулась в ответ. И мне было все равно, как она выглядит.

Половина лица была бугристой, словно она начала меняться, но не закончила превращение и застыла в этих изменениях. Рот смешанный — полу животного, полу человека, и зубы, какие выросли к этому моменту, тоже. От отца ей достались мелкие, похожие на шило зубки, от меня несколько человеческих.

Ей был год, но выглядела она меньше годовалого ребенка. Хрупкой, потому что родилась недоношенной.

— Не подходите, — попросила я мальчиков, опасаясь, что девочка их испугается.

Я присела на корточки, рассматривая дочь, и протянула руку. Она проделала то же самое. Ручка была костлявой, с сильно деформированной четырехпалой кистью.

— Это пройдет, — сказала старуха. — Со временем она станет человеком.

Я обернулась. Парни стояли в нескольких шагах, старуха тоже не решилась подойти.

— Спасибо вам, — сухо сказала я, подхватила ребенка и быстро пошла к выходу, пытаясь скорее убежать из этого странного дома.

Глава 56

Дочь заревела и потянулась к старухе — единственной знакомой душе.

Я торопливо вышла из комнаты и по длинному коридору, пересекающему весь дом, пошла к выходу. Ребенок затих от покачиваний, а может, признала? Горло сжималось, а в глазах стояли слезы. Казалось, я умру от разрыва сердца прямо здесь.

Теплое тельце лежало в руках приятной тяжестью.