Едва в Испании началась гражданская война, Хосе бросился к испанскому послу за въездной визой. С порога заявил, что намерен воевать против Франко. Услышав это, посол, сам убежденный антифашист, не испытывая ни малейших угрызений совести, выдал ему испанский паспорт на имя Хосе Окампо.
По прибытии в Мадрид Григулевич встретил знакомого ему по Аргентине секретаря исполкома Коминтерна Витторио Кодовильо. Тот познакомил его с командиром коммунистической Одиннадцатой дивизии легендарным Энрико Листером, который направил Иосифа в учебный лагерь для новобранцев.
Через месяц Хосе Окампо, командир интернациональной роты, в бою за Толедский мост проявил дар стратега и был назначен помощником начальника штаба Центрального фронта.
Но штабная работа не по нраву Окампо — он рвется в бой. Листер нашел в нём надежного друга, и они в одном окопе сражаются под Гвадалахарой и на Сарагосском направлении.
После победного боя Листер устроил званый ужин, где представил своего отважного друга Окампо атташе по политическим вопросам посольства СССР в Мадриде Льву Лазаревичу Николаеву. Под этой «корягой сидел» генерал госбезопасности Л.Л. Фельдбин (кодовое имя «Швед»), резидент НКВД в Испании.
Годы службы в ЧК, ОГПУ и НКВД приучили Фельдбина[7] рассматривать знакомство с новым человеком с позиций целесообразности привлечения его к работе в интересах органов госбезопасности.
Пообщавшись с Окампо на испанском языке и, преследуя сугубо оперативные цели, генерал пригласил его посетить советское посольство. Комроты не заставил себя уговаривать.
В своей книге «Тактика и стратегия разведки и контрразведки», принятой в качестве учебного пособия в советских разведшколах, деятельность сотрудника НКВД по приобретению источников информации Фельдбин сравнил с процессом поглощения пищи китом. Захватив в поле своего внимания широкий круг лиц, вербовщик процеживает их, как через китовый ус, через оперативное ситечко, оставляя в пасти нужный планктон и выбрасывая отработанную воду в виде фонтана.
Под «оперативным ситечком» Фельдбин подразумевал негласных помощников, которые проводят сепарацию «воды» и селекцию «планктона».
Вот и в этот раз данные на комроты Хосе Окампо «Швед» получил от своей агентуры в штабе Центрального фронта. Но самую ценную информацию ему «слил» Витторио Кодовильо. Он сообщил все имена Григулевича, под которыми тот проходил в Литве, Польше, Франции, Аргентине.
Услышав истинную фамилию командира роты, «Швед» вспомнил своего помощника в парижской резидентуре, сорвавшуюся вербовку, и холодно резюмировал: «Конечно, он — наш кадр. А то, что не удалось Короткову во Франции, сделаю я в Испании!»
…13 мая 1937 года «Швед» встретил Окампо-Григулевича, сидя в кресле и разбросав ноги в сафьяновых мокасинах по персидскому ковру. На нём были шелковая сорочка без галстука и фланелевые брюки. Меж пальцев дымилась американская сигарета «Lucky Strike». Завидев в дверях гостя, «Швед» сделал знак, и вооруженные автоматами телохранители бесшумно исчезли.
«Шелковая сорочка, сафьяновые мокасины, элитный табак, телохранители. Атташе жирует, а в это время в СССР, как пишут английские и французские газеты, голод и нищета. Вот так сюрприз!» — подумал Иосиф, не подозревая, что его ждет сюрприз похлеще.
— Buenos dias, camarado Le…
— Здравствуйте, Юзик! — грубо оборвал гостя «Швед». — Вы что, за время межконтинентальных вояжей забыли русский язык? Или так вжились в шкуру Окампо, что выбраться из нее не можете?
Обдумывая сценарий предстоящей встречи, «Швед», мастер изощренных плутней, решил разыграть психологический этюд, где особая роль отводилась дебюту, исполненному на русском языке, — он должен был сделать Григулевича покладистым.
Ставка на родную речь себя оправдала: обескураженный Иосиф застыл посередине кабинета с протянутой для пожатия рукой.
— Судя по вашей реакции, Юзик, русский язык вы еще помните. Начиная с сегодня, мы с вами будем общаться только на русском! — командным тоном произнес «Швед». Секунду помедлив, пожал вытянутую в его сторону руку и, уже радушно улыбаясь, добавил:
— Впрочем, если вы против, я не смею настаивать… Вольному — воля…
Нет-нет, «Швед», матерый мастер подвоха, не отказался от намерения завершить дело, инициированное Артузовым и не реализованное Коротковым. Просто он применил метод допроса испанской инквизиции: «сперва жестко ударить, затем расслабить и погладить». Спектакль генерал закончил на лирической ноте:
— Скажите, Иосиф, тогда, в 1933‐м, всё обошлось, и сегодня ваш батюшка в полном здравии?
Мозговая атака парализовала волю Григулевича, и корифей жанра «Швед» это понял. Дружески похлопав Иосифа по плечу, вынул из бара бутылку французского коньяка. Наполнил не рюмки — фужеры.
— За продолжение встреч!
Григулевич безотчетно осушил фужер и промямлил:
— Кто вы, сударь… на самом деле?
— Я — бывший начальник Александра Короткова…
— А почему вы выбрали именно меня?
— Потому, что у вас прекрасные данные. Во-первых, безупречное с точки зрения Уголовного кодекса СССР прошлое.